Время перемен - стр. 13

Началась и реорганизация местного самоуправления («губная реформа»): Елена распорядилась изымать дела из ведения наместников и передавать губным старостам и «излюбленным головам», подчиненным Боярской думе, поскольку наместники, как ей докладывали, были «свирепы, аки львове». Систематического характера эти реформы так и не приняли, хотя страна очень нуждалась в них, а затем ее смерть поставила крест на самой возможности продолжения преобразований. На долгие годы ситуация была заморожена.

Были и сомнительные успехи. Я так подозревал, что в войне с Литвой 1534–1537 годов мы лишь реагировали на действия литвинов по причине ее родственных связей с Гедиминовичами. Подозрения к делу не подошьешь, как говорится. При этом за подобное же поведение Ивана Бельского, но по отношению к Казани, посадили, хотя там еще его родственник отметился. В семье не без урода. Семион Бельский и Ляцкий переметнулись на литовскую сторону. Это вызвало волну арестов среди князей литовского происхождения. Но хоть не убивали, и то ладно.

Кстати, среди них оказался и ее дядя, Михаил Глинский. Там, правда, история темная. Вроде как он недоволен был связью Глинской с Овчиной-Телепневым-Оболенским. Но думается мне, что недоволен он был не связью, а тем, что до власти не допустили. Хотя отношения с Овчиной-Телепневым-Оболенским подрывали позиции регентши необычайно. Не того ожидали от вдовы великого князя и матери нынешнего.

Собственно, война, впоследствии названая Стародубской, началась с того, что литвины сами себя запугали до дрожи в коленках неминуемым нападением Москвы. Делать нам нечего, только на них нападать! Смоленское взятие дорого Руси обошлось, и пока продолжать войну с нашей стороны никто и не планировал. А вот среди литвинов ходили упорные слухи о готовящемся нападении то там то сям. К примеру, де мы хотели на Киев напасть.

Все проще: рыльце-то у них было в пушку. Постоянные их набеги на наши пределы, естественно, вызывали ответные действия приграничных воевод. А деваться литвинам было некуда. Бежали черносошцы от них к нам. Гнобили они их нещадно – а на что еще вести разгульную жизнь шляхте, только выжимать последние соки из податных сословий. Потому и утекали от них, сломя голову. Вот чтобы как-то восполнить эти потери, и лезли они к нам и уводили русских в полон. Естественно, мы не могли такого стерпеть и ходили в ответку, освобождать.

Все это сопровождалось постоянными протестами сторон на беззаконие, чинимое противной. Вот и боялись, что терпение у Москвы однажды лопнет и мы вновь пойдем на них войной.