Время перемен - стр. 8
Диалог почти стандартный, каждодневный. Ругаются кстати не малолетние князья, а их няньки. Первые двое, из старшей ветви потомства Владимира Мономаха. А вот третий, как раз из сирот, откуда-то с Рязанщины. Ей богу, будь моя воля, «Опричнина» прямо тут бы и началась. Вот не думал, что в шесть лет стану так ненавидеть.
- Я сказал без мест, – вмешался в очередной раз сам.
Нет, меня, конечно, не послали, пусть бы только попробовали, но поморщились сильно. А вот на моих нянек посмотрели, как на врагов. Почто де, мол, ничему толковому меня не учат. Мои же делали вид, что их сии приземлённые материи не касаются. Как всегда, княжеских нянек такое положение дел не устроило.
- Смилостивись государь! Как можно без мест. Это же поругание всех наших традиций.
- Молча, сказано без мест, значит без мест. И не будет от такого никому поругания, и тем более всему роду, – продолжил гнуть свою линию.
- Государь как же так? Не было такого испокон веку. Деды наши жили по счёту, отцы, и нам заповедовали.
Нет, ну как вот с такими разговаривать? Ему, что в лоб, что по лбу. Честно, не виноват я, не выдержал, схватил какую-то корягу, и давай дубасить этого умника, да и вообще, всех кто попадался. Был бы постарше, без увечных бы не обошлось. Так, скорее, для острастки подучилось. Вот это было уже не как всегда.
Может, ничем это бы не закончилось, и так бы остался в положении загнанного волка, но бог милостив. Как-то всё это дошло до матери. Эффект оказался, как от бензина, подлитого в костёр.
Боярин Хохолков-Ростовский попал в опалу. За что, даже повзрослев, так и не понял. Пожил он ещё не долго, и умер в середине октября. Вроде бы своей смертью, во всяком случае, даже слухов об его убийстве не было. Обоих нянек, вызвавших великокняжеский гнев, посадили на кол. Обвинили их в покушении на Великого Князя Московского. Это сейчас не понять, но тогда подобное было почище святотатства. Ну, естественно, всё зависело от того, как истолковать.
Окружение вмиг изменилось. Моя жизнь стала хоть отчасти похожа на нормальное детство. Наконец-то вокруг меня оказались осиротевшие отроки из дворянских родов, по-тутошнему, княжат и детей боярских, без своих наставников. Почти два десятка. Первое время играть у нас никак не получалось. Робели они страшно при моём виде. Не знаю уж, чего им там наговорили, но подозреваю, что ничего ободряющего. Няньки у них всё равно были, но мне на глаза они старались не попадаться.
Быстрее всех к общению с Великим Князем привыкли трое с Рязанщины, по какой-то прихоти судьбы, допущенные ко мне ещё с княжескими детьми. Косма Двишнеков, Шарап Матюков и Семой Бородавкин. Я, вообще-то, никогда не отличался хорошей памятью на имена, но столь не привычные запомнил. Многое приходилось мотать на ус. До сих пор слова не все удавалось вспомнить сразу, периодически запинался, но дело налаживалось.