Времени тонкая тень - стр. 4
Еще несколько рассветов минуло. Ледяных, зимних, с длинными легкими тенями на снегу от Железного кола. Еще несколько слов прибавилось. Пока не заметил Шептун, что верхняя крышка переплета обведена по всем трем обрезам тончайшей, тоньше волоса, линией. Ни один монастырский писец не смог бы провести такую – очинить столь тонко хоть тростниковый калям, хоть перо перелетного гуся не под силу рукам человеческим.
Перо – не под силу. А вот нож заточить до такой тонкости Шептун мог.
Луна стала полной, сошла на убыль и покинула небеса, когда он раскрыл крышку. Помогая себе не только ножом, но и составом из трав и выпаренного сто восемь раз рассола соленых озер, настоянным на талой, отогретой у сердца воде, – способен был этот состав размочить любой клей. И в безлунную, но звездную ночь вынул заключенную меж двух дощечек пластину. Ярким серебром лучилась она при звездном сиянии. Железный кол горел сверху. Неистовым досиня светом. Клал пластину на страницу – вспыхивала буква, что оказывалась под ним.
«Возьми земли с могилы младенца, первой воды, упавшей весною с крыши, и золы ростков вьюнка-повители, соскобли ножом старого булата сей звездной пыли, смешай и посади это семя в глиняный нерасписанный горшок, служивший до того разную службу. Каждый день, считанный звездами, поливай посев живой кровью. Тридцать третий день даст великое».
Семя обнаружилось прямо под пластинкой. Напоминало тыквенное, но было расцвечено всеми цветами, от обычных в растительном царстве красных и оранжевых до редких синих и лиловых, встречающихся только в мире цветов и бабочек. Под кожистой, твердой оболочкой сухие мозолистые пальцы Шептуна ощутили налитое, жизнеспособное тело.
Посадить было несложно. Проследил, куда пошел сосед с мотыгой, – ночь накануне и предыдущую криком кричал у него в доме младенец, а тут стихло. Проследил и заметил маленький взрыхленный бугорок в степи. Вот и земля. Зола повители – еще проще. Звездная пыль – поскоблил книгочей пластинку с созвездием, дал опилкам упасть в землю. Поймать первую каплю воды, упавшую с крыши, когда стал таять снег, – тоже задача для ученика, задача на наблюдение и терпение. Первая капля упала прямо в горшок. Больше с тех пор не отведывал Шептун горячего варева, хотя пожаловаться на голод не мог – копченой курятины было в достатке, и мука из обжаренного ячменя еще имелась.
Наступал тридцатый день роста, обещанного книгой, и было ясно, что надлежит делать. У монастырского пастуха, как у всех, одно лицо и одна спина. Обрушился сзади удар – и тьма, а очнулся пастух с обмотанной черным лоскутом головой. Пока рвал и сдирал лоскут – ищи-свищи. Коня нет. Взбежал на пригорок – не видать ничего и никого в просторе, только стадо будто чем-то напугано. А пересчитал скотину – так и есть, одного козленка не хватает.