Времени тонкая тень - стр. 16
Консервный нож почти источился о глину, фактически кирпич – это Савостин знал на ощупь. Он проковырял в плите, запиравшей его узилище, выемку, где помещались кулак и полруки до локтя. Сколько еще осталось – не знал. Еды нет. Воды нет. Без воды человек может суток пять-шесть. И все, амба. Пока шурф копали, убедился, что не слишком вынослив по этой части. Значит, надо торопиться, сколь можно. Ковырял непрерывно, лишь изредка отдыхал лежа на дне круглой своей тюрьмы, из горлышка сползал, если задремывал прямо у работы. Выковыриваемую крошку сметал вниз, в отверстие. Самая тонкая пыль забивалась в нос, в глаза, коркой вставала в горле и где-то ниже. Корка трескалась, выступала кровь. Она тоже ссыхалась в корку и воняла. В жизни не доводилось Савостину нюхать более мерзкого запаха. Отвращение стояло в горле колом – хуже жажды, нарастающей слабости и муторной пустоты в коленках. Он знал: это страх. И тогда стискивал зубы, и снова долбил и скреб проклятую глину.
И настал момент, когда нож пробил что-то – и чуть не выпал из руки. Савостин заорал: «А-а-а!», но горло перехватило, он мучительно закашлялся. Соленая кровь и кирпичная пыль вязли на зубах и забивали дыхание. Наконец совладал с кашлем и сколько-то лежал в изнеможении, стараясь не отрубиться и не сползти вниз. Вряд ли бы смог снова подняться.
Долбить, долбить, еще, еще. Рука ушла в дыру по локоть. Острые края ломались под пальцами. Высунуть руку наружу и ощупать. Веревка! Захватил и потянул. Изо всех сил. Веревка шла сверху, и похоже, на ней висело что-то тяжелое. Втянул внутрь петлю, взялся обеими руками и налег всем весом. Усилия были впрок – петля вытягивалась все глубже в камеру. Вдруг Савостин осознал, что ноги его висят свободно. Плита в днище огромного кувшина, оказавшегося для него ловушкой, отошла куда-то. И мало того, снизу идет свет.
Чуть не заорал снова, но вовремя сообразил, что нельзя. И отпускать веревку нельзя, пока не выпростаешься из кувшина весь. Тянул, тянул, тянул, упираясь плечами и ногами в стенки. И опускался все ниже. Пока не увидел ослепительное сияние и не ощутил ногами твердь. Только тогда выпустил из рук веревку – и услышал над головой глухой удар: пумм! А сам, не в силах устоять прямо, осел наземь и очутился лицом к лицу с кем-то, сидящим скрестив ноги.
Похоже, сидящий его не видел. Закрыв глаза, слегка раскачивался перед плошкой, в которой плавал горящий фитилек. Савостин некоторое время привыкал к свету, потом рассмотрел совсем молодое лицо, без бороды и усов. Бритая голова, желтый плащ, не то в заплатах, не то в каких-то нашивках. И рядом кувшин. Длинный, узкогорлый, с ручкой. Схватил, себя не помня. Булькает! Выхлебал залпом – необыкновенно вкусное! Кое-как встал, и в это время сидящий очнулся. Черные узкие глаза распахнулись в пол-лица, дернулся рот, но парень тут же овладел собой и заговорил не то запел, глядя сквозь стоявшего перед ним. «Молится», – понял поисковик. Стараясь, чтоб не вышло грубо, взял малого за плечо и слегка потряс: