Времени нет - стр. 22
Так вот. Это не какая-то там дремучая античность. Значит, окружающая действительность есть ничто иное, как собственная психопродукция. Сложная зрительная, слуховая, обонятельная, осязательная, словом, задействующая все чувства галлюцинация. Установить ее причину: сумасшествие, летаргический сон или нахождение в коме или под воздействием психоактивных веществ – пока возможным не представляется…
Кстати, вариант с комой выглядит наиболее убедительно. Сидел на пляже, рыдал, на закат глядючи, – вот и хватил удар от переизбытка чувств. Инсульт. Лежит сейчас туловище на искусственной вентиляции лёгких, а мозг от нечего делать создаёт себе альтернативную реальность.
В любом случае: в дурдоме или в коме – все происходящее есть одна сплошная фата-моргана. И его фантомная сущность молода, сильна и проворна настолько, что ей предлагают карьеру гладиатора… Опасаться за её здоровье, пожалуй, глупо. Так же, как и беспокоиться о здоровье фантомов, с которыми придётся сражаться на арене.
Кстати! Упрёк Тиберия по поводу убитого и двух покалеченных легионеров более не должен тревожить совесть все по той же причине…
Вся эта галлюцинация очевидно интерактивна, надо просто сделать её более комфортной. Объяснять окружению свою инородность – ни к чему хорошему не приведёт. Примут за сумасшедшего и отправят на арену в зубы фантомных хищников, и вряд ли это доставит приятные ощущения, хоть и фантомные.
Значит, надо соглашаться на предложение кавалериста…
Но как осточертела уже эта темнота! В ярости схватил кувшин и швырнул вверх… Раздался хлопок. Посыпались черепки и закапала вода. От напряжения опять ломануло в затылке.
«Дурак! Что с нервами?»
Чтобы успокоиться, принялся переделывать под ситуацию песню Высоцкого из фильма «Интервенция». Получилось следующее:
«Рожденья-пропитанье – так себе рифма», – но лучше не нашёл и продолжил:
Откуда взялся этот «секутор», было не совсем ясно. Наверное, что-то из «Спартака».
Измывательство над Владимиром Семёновичем было прервано грохотом откинутой крышки… На этот раз слепящего солнца не было – у одного из конвоиров в руке горел факел.
Комната Тиберия в мягком свете масляных светильников показалась даже уютной. Римлянин спросил строго: