Врата войны - стр. 13
– Да, герр унтер-офицер, – ответил я, вытягиваясь в струнку, – я вас понял и согласен добровольно сотрудничать с Третьим Рейхом.
Унтер-офицер Шульц что-то сказал своему командиру, тот ему ответил, после чего Шульц снова обратился ко мне:
– Ну вот, господин Тимофейцев, герр лейтенант говорит, что вы умный человек, раз решили сотрудничать с германской армией. В награду за доброе поведение в разговоре лично со мной вы можете обращаться ко мне без чинов, просто по имени. А теперь, поскольку о расположении большевистских сил вас спрашивать бессмысленно, спокойно и по порядку изложите историю тех событий, которые произошли между августом 1941 года и вашим временем…
Ну, я им и выдал так, что мороз по коже. Пусть хотят – верят, хотят – нет, но ни одно мое слово не было враньем, я лишь чуть-чуть сгущал и разжижал краски на нужных мне местах. При этом я сразу заявил, что проверить мою информацию господа германские офицеры смогут, если отправятся вместе со мной обратно в 2018 год, к моему устройству для получения информации, и что сюда переместить его никак нельзя, ибо оно всего лишь конечный терминал огромной информационной сети, охватывающей весь мир.
Тогда же и там же.
Унтер-офицер вермахта Николас Шульц, он же Николай Максимович Шульц.
Честно скажу, господа, я сам не знаю, кто я такой – в смысле немец или русский. Отец мой, Максим Иванович Шульц, был офицером русского императорского флота и чудом избежал матросских бесчинств в марте семнадцатого года. Свидетельствую, что первую волну убийств офицеров инспирировали не большевики, которых тогда еще не было и в помине, а рвущиеся к власти либеральные политические говоруны. Я все отлично помню, потому что было мне тогда уже девять лет – вполне большой и все понимающий мальчик, а такой кошмар, какой творился тогда, не забыть и за всю жизнь.
После захвата власти большевиками и фактически роспуска ими Балтийского флота, чудом спасенного каперангом Щастным в тяжелейшем ледовом переходе из Гельсингфорса в Кронштадт, наша семья сначала бедствовала в Петрограде, перебиваясь с хлеба на воду. Потом, в девятнадцатом году, после того как от тифа умерла моя мать, отец со мной и младшей сестренкой через Финляндию и Швецию сумел перебраться в Германию, где у нас, как у всяких порядочных немцев, была какая-никакая родня.
Тогда я постарался забыть, что я русский и решил стать образцовым немцем. Закончил школу, отучился в Берлинском университете, получив диплом филолога (самый безопасный в политическом смысле), и тут грянул тридцать третий год… Хорошо хоть, что расовое происхождение нашей семьи было признанно безукоризненно арийским, и вся вакханалия, охватившая Германию при Гитлере, прошла мимо нашей семьи.