Врата Рима. Гибель царей - стр. 17
Гай пытался вникать в разговоры взрослых, однако отец рассказывал об изменениях в законах и городских статутах. Почему-то он никогда не привозил домой историй о казнях или о знаменитых уличных бандитах.
– Ты слишком веришь в людей, Юлий, – говорила Аврелия. – За ними нужно присматривать, как родитель присматривает за ребенком. Некоторые не лишены ума и сообразительности, я согласна, но о большинстве нужно заботиться, их нужно защищать…
Она замолчала, как будто недоговорила.
Юлий поднял голову. Гай увидел печаль в его глазах и смущенно отвернулся, словно стал свидетелем какой-то интимной сцены.
– Релия?
Услышав голос отца, Гай посмотрел на мать. Аврелия лежала, будто статуя, устремив взгляд в некую невидимую даль. Рука ее задрожала, лицо вдруг сморщилось, как у ребенка. Дрожь распространилась с руки на все тело, и она скорчилась в судорогах, непроизвольно махнув рукой, так что со стола полетела посуда. Из ее горла вырвался глухой, животный крик, звук которого заставил мальчиков отшатнуться.
Юлий быстро поднялся и обнял жену.
– Уйдите! – бросил он.
Гай с Марком вышли из триклиния вместе с рабами, оставив в комнате Юлия с бьющейся в припадке Аврелией на руках.
На следующее утро Гай проснулся оттого, что Тубрук тряс его за плечо.
– Вставай, парень! Мать хочет тебя видеть.
Гай пробурчал что-то себе под нос, но Тубрук услышал и добавил:
– Она всегда тихая после… плохой ночи.
Гай уже начал одеваться, но остановился и посмотрел на старого гладиатора:
– Иногда я видеть ее не могу.
Тубрук тихо вздохнул:
– Жаль, ты не помнишь ее до болезни. Постоянно что-то напевала, весь дом наполнялся счастьем. Ты же знаешь, она тебя любит.
Гай кивнул и небрежно пригладил волосы.
– Отец уже уехал в город? – спросил он, заранее зная ответ.
Юлию не нравилось чувствовать себя беспомощным.
– Да, на рассвете, – ответил Тубрук.
Не говоря больше ни слова, Гай последовал за ним по прохладным коридорам в комнаты матери.
Аврелия сидела на кровати, со свежим, умытым лицом и заплетенными длинными волосами. Лицо было бледным, но, когда Гай вошел, она улыбнулась, и он нашел в себе силы улыбнуться в ответ.
– Подойди ближе, Гай. Извини, если испугала тебя вчера.
Он подошел и послушно позволил обнять себя, не испытав при этом никаких чувств. Как сказать ей, что он уже не боится? В последнее время приступы участились, каждый был тяжелее предыдущего. В глубине души Гай понимал, что дальше станет только хуже, что мать пробудет с ним недолго. Но думать об этом он не мог: лучше хранить все внутри, улыбаться, обнимать ее и уходить, закрывшись от боли.