Врата небесные - стр. 70
– Итак, твой перечень?
– Пятнадцать лис, восемнадцать волков, пять улиток, семнадцать дроздов, двадцать семь баранов и тысяча пчел.
Гавейн склонился ко мне и указал на черточки и уголки, которые он выдавливал на глине своей тростниковой палочкой со скошенным кончиком.
– Вот пятнадцать… вот лиса. Вот восемнадцать… вот волки. Вот пять… вот улитка. А что ты потом сказал?
– Как?! Ты шутишь!
– Нет, я не запомнил.
– Семнадцать дроздов, двадцать семь баранов и тысяча пчел.
– Твоя память гораздо лучше моей, – хохотнув, признал Гавейн. – Я рисую семнадцать… дроздов, невозможно… я упрощаю… черных птиц… потом двадцать семь, баран… Ах, я снова забыл.
– Тысяча пчел! Ты не сосредоточился.
Он совершил какие-то манипуляции тростниковой палочкой и поднял голову; глаза у него блестели.
– Я не сосредоточился? Ну так слушай.
И, склонившись над своими записями быстро, без запинки, произнес:
– Пятнадцать лис, восемнадцать волков, пять улиток, семнадцать дроздов, двадцать семь баранов и тысяча пчел.
Он улыбнулся. Я поддел его:
– Теперь ты помнишь, потому что я затронул твое самолюбие.
Он отбросил подальше кусок глины.
– А вот теперь я неспособен повторить твой перечень. Ничего не помню… Разве что «тысяча пчел» в конце.
Стояла сокрушительная жара. Раскаленный воздух проникал в кровь. Даже небо утратило силы и сменило мощный синий на вялый белый.
Гавейн неспешно поднялся, сделал несколько шагов и подобрал свою глину. А потом, утерев мокрый лоб и сощурившись, скороговоркой выпалил:
– Пятнадцать лис, восемнадцать волков, пять улиток, семнадцать дроздов, двадцать семь баранов и тысяча пчел.
Я так и замер с открытым ртом. Гавейн снова уселся рядом и хлопнул меня ладонью по колену:
– У меня нет памяти, Нарам-Син: я записываю.
– Ты…
– Я использую письмо. При помощи вот этой заточенной на конце тростниковой палочки я делаю засечки на глиняной табличке: одни обозначают цифры, другие – предметы[27].
Он показал мне все насечки, произнес их название, пояснил их, а в заключение сказал, что для того, чтобы ничего не забывать, достаточно записывать. Если я желаю, он растолкует мне начатки этого искусства.
Из сухого куста появилась не слишком огорченная чрезмерным полуденным жаром ящерица и молнией метнулась за камни. Я был озадачен и растроганно взирал на Гавейна.
– Почему ты поверяешь мне этот секрет?
Он расхохотался:
– Это секрет только тут, в здешних пределах, среди крестьян, лесорубов и звероловов. У нас, в Стране Кротких вод, всем известно, что письменность существует, хотя мало кто ею владеет: она требует применения шестисот символов! Царица Кубаба в Кише использует меня в качестве писаря и счетовода. Там никто не принимает меня за волшебника!