Врата Мертвого дома - стр. 114

Император бы действовал стремительно и решительно. Худов дух, да он бы никогда не позволил делу зайти так далеко.

Меньше чем через десятую часть колокола спутники проехали под почерневшей аркой неохраняемых южных ворот. Впереди раскинулся Пан’потсун-одан, ограниченный с запада грядой, за которой начиналась священная пустыня Рараку. На небе уже замерцали первые звёзды.

Затянувшееся молчание нарушил Скрипач:

– Примерно в двух лигах к югу есть деревня. Если повезёт, она ещё не стала поживой для падальщиков. Пока что, по крайней мере.

Крокус откашлялся.

– Скрипач, если бы Калам знал… про Танцора, ну, то есть про Котильона…

Сапёр скривился и покосился на Апсалар.

– Она бы сейчас была с ним.

Никто не узнал, что собирался ответить Крокус, потому что с неба с громким писком упала маленькая тень и, хлопая крыльями, врезалась в спину юноше. Крокус испуганно завопил, когда создание вцепилось ему в волосы и забралось на голову.

– Это же Моби, – проговорил Скрипач, пытаясь избавиться от страха, который вызвало внезапное появление фамилиара. Сапёр прищурился. – Похоже, он с кем-то подрался.

Крокус стащил Моби с головы и взял на руки.

– Да он истекает кровью!

– Думаю, ничего серьёзного, – сказал Скрипач.

– Почему ты так уверен?

Сапёр ухмыльнулся.

– Видел когда-нибудь брачные игры бхок’аралов?

– Скрипач. – В голосе Апсалар прозвучало напряжение. – За нами гонятся.

Придержав коня, Скрипач встал в стременах и обернулся. Вдалеке виднелось облако пыли. Сапёр шёпотом выругался.

– Гральский клан.

– Наши кони устали, – сказала Апсалар.

– Ага. Королева, пошли нам свежих лошадей в Новом Веларе.

У подножия трёх сходящихся гряд Калам сошёл с ложной тропы и осторожно провёл лошадь по узкому сточному каналу. Старые воспоминания о путях, ведущих в Рараку, наливались тяжестью в костях. Всё изменилось, но на самом деле не изменилось ничего.

Из бесчисленных троп, что змеились среди холмов, почти все вели только к смерти. Ложные пути хитроумно обходили немногие колодцы и ручьи. Без воды солнце в Рараку становилось смертоносным спутником. Калам знал Священную пустыню, карта в голове – пусть и прошли десятки лет – заново оживала при виде каждой новой приметы, каждой вехи. Вершины, наклонные камни, поворот паводочного канала – Калам словно никогда и не уезжал, будто пропали новые привязанности, вступившие в противоречие со старой преданностью. Вновь я – дитя этой пустыни. Вновь – слуга её священных потребностей.

Как ветер и солнце придавали форму песку и камню, Рараку обтёсывала всех, кто узнавал её. Переход через Рараку навсегда запечатлелся в душах трёх рот, которые потом стали называться «Мостожогами».