Враг Самогеты - стр. 39
Сон так и не пришел, сколько бы я ни крутилась из стороны в сторону на прогибавшейся под моим весом койке. Я провела пальцем по тонкой, изящно выписывающей вензеля на моей коже линии – первая буква имени того, кто теперь каждую ночь приходит в мои кошмары умирать у меня на глазах. После первого дня войны меня мучил один и тот же повторяющийся почти каждую ночь кошмар, из-за которого теперь я боялась спать. Поначалу Велад решил, что причина моей осмелевшей силы – нехватка сна, и усыплял магией, но, к его удивлению, кошмары пробирались и сквозь заклинания.
От боязни уснуть и в очередной раз пережить Его смерть я вновь ощутила удушье. Подобные приступы паники теперь – часть моей жизни. Непроизвольно схватилась за медальон на шее, будто кристалл душил меня. Но я знаю, медальон, который Он когда-то мне подарил, ни при чем. Тихо поднявшись, чтобы не разбудить Эфиру, накинула плащ, сунула ноги в мягкие сапоги и на носочках вышла из спальни. Через узенький коридорчик выскочила на задний двор, в ночную темноту, под моросящий дождь. Вдыхая свежий воздух, под аккомпанемент успокаивающего кваканья болотных лягушек, я пыталась восстановить дыхание. Убежав из Фебраны, где все напоминало о Нем, я надеялась, что приступы паники пройдут. Сегодня впервые с момента, как мы отправились в дорогу, меня накрыло тревогой и липким страхом. Уснуть теперь можно лишь от усталости, тогда мыслям в голове ничего не останется, как пойти на поводу у тела. Можно вымотать себя выбросами магии, что было сейчас для меня опасно, или физически. Второй вариант в нынешних условиях подходил больше.
От веревки, тянувшейся за мной, исходило небольшое магическое сияние, в такой темноте даже этого хватало, чтобы осмотреться. Во дворе висела пара тюфяков-чучел, кто-то их повесил еще до нас. Я подняла валявшуюся палку, перехватила ее как меч и подошла к тюфякам. Размахнулась. Ударила, раз, другой, третий. Каждый раз при сражении меня захватывала злость. Именно она становилась спасением: сильная, темная, способная подавлять панику, страх, пустоту, все. В такие моменты становилось все равно, кто передо мной: шипастый горгон или тренировочное чучело. Остановилась я, лишь когда заболели руки, а из тюфяка с такой силой посыпалась солома, что, будь он живой, взмолился бы о пощаде.
Почувствовав чей-то взгляд, резко обернулась. Эфира стояла, прислонившись к дверному проему, и рассматривала меня.
– Что? – рявкнула я, все еще ощущая бурлящую злобу.
– У тебя кривая стойка, слабый хват и очень ленивые ноги.
– Чего? – переспросила я растерянно.