Размер шрифта
-
+

Враг на рейде - стр. 32


Севастополь. Октябрь 14-го

Севастополь.

Он и во всякое иное время город воинственный. Но воинственность его не угрюма и злобна, а веселая какая-то, парадная. Наверное, оттого, что много в ней солнца, блистающего на духовой меди оркестров и просвечивающего розовым крылья чаек, много в ней белизны мундиров, матросских рубах и рюшей, рвущихся с подолов летнего платья; китайскими фонариками кажутся сигнальные флажки на реях кораблей, видные в самом захламленном портовом переулке…

Даже известная чопорность адмиралтейского города все как будто накануне парада и легко разрушается задорным лаем корабельной шавки, увязавшейся за сухопутным генералом по наущению чубатых усачей экипажа.

Вот они топочут сапогами по булыжнику мостовой и с нарочито серьезными минами горланят «Варяга», но мичман их ухмыляется самым беспардонным образом. Это не сухопутный, это их город. И это для них тут прячут какие-то тайны за летними зонтиками вездесущие севастопольские барышни, которые встречаются тут везде – и в тени дачной двуколки, из которой они с южным легкомыслием улыбаются на невольное «равнение» матросов, и на палубе грозного броненосца они с простодушным любопытством заглядывают в жерло пушки. И на базаре, где они со знанием дела тычут струганой палочкой янтарный «плачущий» балык…


Оттуда, с Базарной площади, только что прибыл переполненный трамвай, и из него вырвался, пробился сквозь крикливую сутолоку отставной марсовый Осип Карпенко. С изяществом статуэтки, подбоченившись и придерживая на плече корзину, заложенную мокрой тряпицей, Осип двинул через Екатерининскую площадь.

Впрочем, для «гречанки с кувшином» походка его бросается в глаза нетрезвой, преувеличенной самоуверенностью.

Следом за ним перебежать на остановку Артиллеристской линии, едва не вприпрыжку, поспешает, волоча под мышкой фунтового осетра, выпускник Одесского коммерческого училища Михаил Василиадис. И вот он уже, действительно, похож на терракотовую античную фигурку «мальчик, досаждающий Гераклу», если таковым считать матроса Карпенко. Тот и впрямь коренаст, но приземист, как будто не уместился в полный рост на расписном боку древнегреческого сосуда. Впрочем, хоть мышцы его в дряблой просоленной шкуре порядком обвисли, курчавая борода местами седа сделалась, но взгляд из-под косматых бровей по-прежнему грозен, несмотря на то что…

– Як це не страшно? Ще як страшно… – нехотя признается он, выборочно отвечая на град Мишкиных вопросов. – Дурню только не страшно. И страшно бывает.

– Тю! И кого ж ты боишься? – слегка оторопел подросток, привыкший уже как-то к бравурной риторике флотских…

Страница 32