Враг моего мужа - стр. 21
Замираю в дверях, пока Крымский не поворачивается. Делает несколько ленивых шагов и оказывается в самом центре комнаты.
— Я обещал тебя выслушать, но не обещал тебе верить, — Крымский с громким стуком ставит стакан на стеклянную столешницу и, вытащив стул на середину комнаты, переворачивает спинкой вперёд и седлает его.
Вытягивает длинные ноги, а я, как загипнотизированная, смотрю на его обувь. Невероятно чистую, и это почему-то кажется таким странным.
Вот ещё, нашла о чём думать сейчас!
Откашливаюсь, пытаюсь сглотнуть плотный комок, но во мне бушует сейчас так много эмоций, а мысли настолько перепутаны, что боюсь не собрать их в кучу и потратить зря единственный шанс. Вряд ли Крымский ещё раз позволит мне высказаться.
— Понимаю, ты не обязан мне верить, — пожимаю плечами, будто ничего эдакого в его словах нет.
— Злата, послушай меня внимательно прежде, чем откроешь рот и начнёшь вешать мне лапшу на уши, — злые слова, а в глазах усталое безразличие. — Я каждое твоё слово проверю. Нарою о тебе даже то, что ты сама не помнишь. Уже рою. Потому, если соврёшь хоть в мелочи, потом плакать будет поздно.
Я снова сглатываю и киваю.
— Проверяй, пожалуйста, — смотрю прямо в глаза Крымского, чтобы понял: я не для лжи к нему явилась. — Можешь даже пытать, у меня всё равно только одна версия, и я от неё не отступлюсь.
— Рассказывай.
— А можно… можно мне попить? — решаюсь, а Артур молча выходит из комнаты и через минуту возвращается с пол-литровой бутылкой минералки.
Жадно пью, пузырьки щекочут язык, и должно стать легче. Должно ведь! Но внутри всё тот же пожар, который у меня не получается ничем затушить. Больно, горячо, будто голыми ногами ступаю по раскалённому пустынному песку, а невидимое солнце сжигает дотла.
— Спасибо, — закручиваю крышечку, а Крымский снова занимает свой “пост”, складывает руки на спинке стула, упирается в предплечье подбородком и ждёт.
— Напилась? Теперь присядь и расскажи мне, Злата, почему ты ненавидишь Романова?
Вздыхаю. Именно это — самый трудный вопрос, потому что в ответ на него нужно всё-всё рассказать, окунуться в это снова и снова. Но я собираю остатки воли в кулак, говорю себе, что так надо, и выталкиваю слова из онемевшего горла, а они прячутся от меня в гудящей голове, не хотят складываться в стройные фразы.
— Он… мы были женаты пять лет, а потом… Коля довольно быстро перестал быть любящим и милым, но не трогал меня. А полгода назад у него сорвалась какая-то сделка, Коля слетел с катушек: вернулся домой пьяный, злой, выгнал всю прислугу и избил меня так сильно, что чуть не убил. Но лучше бы убил.