Врачу: исцелись сам! - стр. 41
Этот же разбор закончили без десяти час. Толпа слушателей радостно повалила в коридор.
Кстати о стариках. Была еще такая доктор медицинских наук Румия Мухутдиновна Степанова, безобидная старушка. Когда-то она работала на кафедре доцентом, потом перешла в поликлинику, где ее и застал Борисков. Чуть ли не до восьмидесяти лет она принимала больных. Под конец, когда сидела на консультации, иногда засыпала, протез выпадал изо рта. Потом еще и ушла с обидой. Еще в отделении консультировал какое-то время старый дед-отоляринголог тоже в возрасте далеко за семьдесят. Был он когда-то известный специалист, тоже вроде доцент кафедры. Но теперь руки у него тряслись от явной болезни Паркинсона. Помнится, он пытался больному сделать прокол пазухи носа, видимо, по причине гайморита, но от сильного дрожания пальцев никак не мог попасть куда нужно. Выражение лица больного трудно было передать словами. Он потом в палате, радостный, рассказывал соседям, что избежал неизбежной смерти:
– Я давно не испытывал такого ужаса: думал, что он мне выколет глаз!
Кстати, та самая Румия Мухутдиновна Степанова, когда еще работала, очень любила ходить на клинические разборы и обязательно там выступать, хотя не всегда и по делу.
Но надо отдать должное, что при всех имеющихся накладках какая-никакая, а учеба у врачей клиники происходила постоянно. Во многих местах было совсем по-другому. Профессор Самсыгин в прошлом году побывал на какой-то конференции в Баку и в целом остался очень доволен. Рассказывал, что там к нему подошел бывший его аспирант, совершенно бездарный, диссертацию которого пришлось защищать дважды и со скандалом. Он потряс у Самсыгина перед лицом дипломом академика. Оказывается, купил. А сам профессор Самсыгин академиком так и не стал. Его знакомый заведующий кафедрой из тамошней медицинской академии жаловался, что перед сессией ему обычно присылают список студентов, кому обязательно надо поставить пятерки.
Надо сказать, Борискову этот последний клинический разбор своей компактностью очень даже понравился. Он не любил споры и длительные дискуссии. Жизляй же, напротив, обожал разборы именно со сварами. В этом, вероятно, проявлялся его врожденный бунтарский дух, поскольку он считал, что любой консерватизм неизбежно обозначает застой, и любил повторять:
– Ведь есть совершенно неоспоримый факт, что медицина постоянно меняется и будет меняться, и, вне всякого сомнения, все нынешние наши представления неоднократно будут пересмотрены, поэтому их совершенно не надо абсолютизировать. Правильно говорить: в настоящее время существует следующая точка зрения. Любая классификация несовершенна, но она необходима. Так уж сделан человек, он все хочет поставить на определенную полочку, вставить в систему и во всем найти закономерность. Это, конечно, очень удобно, но это вовсе не значит, что в реальности так оно и есть.