Врачебная тайна - стр. 27

Я только пожал плечами, мол, такие сержанты. Да, история вышла громкая, у всех на устах, – подумал.

– А ведь у нас лежал, я его помню. – Лицо начальника отделения приняло задумчивое выражение.

«Шляхов лежал в госпитале? А с чем?» – подумал я, догадавшись, что Гоменский имеет в виду не последнее пребывание Шляхова в их заведении, когда бедолага пребывал в коме.

– Пьют, что попало. Ладно! – Гоменский прихлопнул легонько ладонью какую-то бумагу на столе. – Дела найдутся… – Он посмотрел на меня пристально. – Да ты не бойся! Работой не завалим… Авинзон! – крикнул он.

– Я! – донеслось откуда-то издалека. Через пару секунд в дверь вошел тот самый метельщик в бархатной пижаме.

– Натан, переодень человека! И пусть староста Латусь зайдет ко мне.

– Хорошо, – согласился Натан. Я испугался, майор сейчас гаркнет: «Хорошо живет на свете Винни-Пух, твою мать! А солдат должен отвечать: «Есть». Но этого не произошло.

– Подожди возле каптерки, я сейчас, – сказал Натан, когда мы с ним вышли в коридор. Каптерка обнаружилась сразу у входа. Поначалу я ее не заметил, поскольку дверь была покрашена, как стена. «Значит, в госпитале тоже тырят», – решил я, отметив, что дверь металлическая. Армейская мудрость, впрочем, гласила, в армии воров нет. Есть тот, кто, мягко говоря, профукал.

– Ну-с, какой костюмчик вам подобрать, сударь? – спросил меня каптерщик Авинзон, открыв дверь в свою кладовую.

– Можно черный камзол, как у вас, сударь? – в тон ему ответил я. – Хочу быть похож на графа де Бюсси.

Авинзон, перебиравший плечики с пижамами и халатами, обернулся ко мне:

– Графиня де Монсоро? Читал. Мне, правда, больше понравился шут Шико.

– Мне тоже, – согласился я.

– Черной пижамы вашего размера не будет, сударь. Могу предложить синюю. Пойдет? – Он снял одно плечико с вешалки, демонстрируя.

– Какая разница, – махнул рукой я, принимая «товар». – Пойдет, конечно. Охмурять здесь все равно некого. Поварихи – не в счет.

– Это дело вкуса, – заявил не по годам развитый юноша, хоть ростом мал. – Но, ты не видел медсестру Люсю. Быть может, когда увидишь, еще прибежишь просить прикид пофасонистей.

– Вот как? – делано удивился я. О том, что, в общем-то, ради их медсестры сюда и прибыл, Авинзону говорить не стал.

Покинув каптерку, я столкнулся носом к носу с широкоплечим парубком моего роста, белолицым, имеющим крупный нос с чересчур узкими ноздрями-щелочками. Заговорил, – показалось, у него насморк. Ему, вероятно, закосить гайморит было бы легче, чем мне. Догадался – передо мной староста Латусь. Почему-то сразу понял, товарищами мы с ним не станем, и не только на вкус и цвет. То, что на нем пижама коричневая, а на мне синяя – ничего не значит, держался высокомерно. Словно фамилия его имела такое генеалогическое древо – на козе не подъедешь. Не будем уточнять, какой.