Врачебная тайна - стр. 2
Рубликов встретил нас на углу казармы – высокий, узкоплечий, высоколобый, белозубый – когда улыбается. Сейчас он не улыбался. Отвел меня в сторону.
– Смелков, тебя замполит вызывает. Но сначала забеги к старшине, он в столовой. Понял?
– Угу, – кивнул я. Сержант и ухом не повел на неуставной ответ.
В столовую я проник через служебный вход, как той ночью. Шляхов дежурил по столовой с чужим взводом, у них сержанта с желтухой увезли в инфекционную больницу. Китайцем тот не был, так что, бог даст, поправится. Обидно печень посадить на ровном месте. На гражданке люди годами бухают ради этого, а тут – ни за что ни про что и безо всякого удовольствия.
У Шляхова у самого глаза стали узкими, как у китайца, с недосыпу. Среди его любимчиков во взводе я занимал особое место! Варочной давно меня пугал (ею всех пугали) и вот привел. Встретил нас со Шляховым сам старшина Атаманов – невысокого роста крепыш, голубые глаза навыкате, усы воинственно топорщатся. Бонапартик! Усы сбрить только…
– С высшим образованием? – спросил он меня. Шляхов удружил.
– Всего лишь институт окончил, – скромно ответил я. Старшина, однако, не был настроен философски дискутировать на тему, что есть высшее образование.
– У нас проблема. – Он завел меня в темный угол за котлами, где на кушетке спал рыжий Поваренок. Поваренок, очевидно, был пьян. От старшины также ощущалось амбрэ. – Вот. Когда очухается, я его самого сварю! – пообещал Атаманов. – А пока сможешь котлы запустить? Воды налить, вскипятить, чтобы все было чики-пуки! – Атаманов сделал такой жест, будто провел в воздухе дирижерской палочкой. Хотелось ответить, что при такой кормежке не только «чики», даже «пуки» не получаются, но не стал.
– Разберусь, – сказал. Как будто мне что-то иное оставалось.
– Вот и славно! – воскликнул старшина. И, хлопнув Шляхова по спине: «Пойдем!» – увел его в поварскую бытовку, откуда слышались голоса. Мафия гуляла.
Мне было удивительно, как это Шляхов, сержант без году неделя, так быстро затесался в ряды мафии? Рубликов уже год отслужил, а не вхож.
К счастью, все тумблеры, лампочки и краны на котлах были снабжены надписями на русском языке. Освоившись, я вздохнул свободнее, но тут над крышкам котлов возникла опухшая физиономия Поваренка и уставилась на меня в недоумении. Если к его рыжей, курчавой даже при короткой стрижке головенке приставить рожки, в руки дать кочергу, поставить к котлам, был бы похож на чертика, – подумал я. – Хорошо бы еще в каждый котел посадить по сержанту. В один, допустим, Рубликова, в другой – Шляхова. И пусть пели бы друг другу: «И тоо-лькоо – оо-днаа! Два – не хоо-роо-шоо!» – когда черт станет поддавать жару.