Врач из мира мёртвых - стр. 30
Обвожу глазами зал, оценивая сколько у меня сегодня исследований, но замираю
когда они впиваются в бледное, женское тело с трупным оттенком синюшности.
Дернув кадыком, пытаюсь взять себя в руки.
Со смертью я на "эй, ты", ведь эта старушка подкидывает мне работу каждый день.
В судебной медицине я уже пять лет и многое видел.
Я вскрывал младенцев, молодых, красивых девчонок и пацанов, людей, которых безжалостно переехал поезд и тех, кого нашли в лесополосе год спустя.
Для меня уже давно покойники, мирно ожидающие меня на секционном столе не воспринимаются, как люди. Это объект исследования. Не более. Никаких эмоций и параллей с личным.
В общем, видел я достаточно, для того что бы не округлять глаза при осмотре нового " пациента", но именно сейчас я не могу прикоснуться к телу, которое лежит на первом столе.
– Тёмыч, ну чё, работаем?– кивает Степан на труп девчонки, держа возле ее головы инструмент.
Я знаю, что он должен сделать.
Я знаю, что должен сделать я.
Блядь...
На несколько секунд превращаюсь в безмозглый овощ.
Ползу глазами по когда-то ухоженным тоненьким пальчикам, цепляя взглядом все родинки, незначительные шрамы...
Херня это все!
Я не знаю ее тела, я никогда его не видел.
Отвернувшись, часто дышу, стараясь усмирить выпрыгивающее из груди сердце.
Я не могу отказаться от трупа. Права не имею. Она мне никто. Никто, мать твою! Тогда почему такая херня внутри твориться?
– Артём Константинович...Все в порядке?– подаёт голос Марина, наш лаборант, но я проигнорировав ее беспокойство хрипло произношу, обращаясь к Стёпке.
– Поверни ко мне ее голову...
Черт...
Горло моментально пересыхает, а пульс долбит так, словно это мое первое вскрытие.
Опустив веки пытаюсь взять себя в руки, впервые боясь взглянуть в глаза покойнику.
А вдруг...это и правда она?
Открыв глаза вижу, как Ванька приближается к трупу и повернув к себе голову, разглядывает ее лицо.
– Дыши брат, не она это.
Сука!
По мозгам долбит кровь и я, кивнув Степке упираюсь глазами в восковое лицо.
Губы девчонки застыли в посмертном оскале, напоминая подобие улыбки, свершенно мне незнакомой.
Шумно выдохнув, раслабляюсь.
Не она.
Я ни раз за свою практику задумывался о том, что для меня это будет убийственно-сложно: вскрывать тех, кого я когда-то знал, но все судмеды и патанатомы с этим рано или поздно сталкиваются. Шарик круглый, а в нашей профессии даже самый большой город порой становится жутко маленьким.
Самый страшный мой кошмар: вскрытие моего единственного пацана, к которму я блять официально не имею никакого отношения.
Дашка и Ника тоже в этом же пределе недопустимости находятся.