Вперёд в прошлое - стр. 29
– Ты чего это здесь стоишь? – сказал Павлин.
Вот так всегда. Меньше всего я хотел быть замеченным ими и все-таки попался.
– Ничего, – ответил я, – просто собираюсь уходить. Надоело.
– Это верно. – Павлин и Кухарев спустились ко мне. – Скукота... Но ты подожди. Сейчас развеселимся... Скажем Кузнечику, а, Ухарь?
– Давай, – безразлично сказал Кухарев. – Только чтоб не трепался...
– Нет! Кузнечик не трепливый... Пошли наверх, а? У нас там кое-что есть.
Павлин обнял меня за плечи, и я почувствовал, что от него попахивает вином.
И вдруг мной овладело какое-то отчаянное чувство. Это была смесь злости, бессилия и желания делать все наоборот.
– Пошли! – крикнул я. – Только быстрее...
Мы прошли по четвертому этажу и оказались в каком-то классе.
– Свет не зажигай, – тихо сказал Кухарев, – чтоб шухера не было.
Павлин нырнул под последнюю парту и вытащил оттуда две бутылки.
– «Три семерки» и пиво, – сказал он. – Было две, но одну мы уже прикончили...
Одну бутылку Павлин открыл, протолкнув пробку гвоздем, а пиво Кухарев открыл о подоконник.
Павлин протянул мне портвейн:
– Глотай, Кузнечик...
Я стал сосать из горлышка и высосал примерно треть бутылки.
– Запей пивком, – протянул мне Кухарев пиво.
После сладкого портвейна было очень противно глотать горькое пиво, но я все же сделал несколько глотков.
– Молодчик! – сказал Павлин.
Потом они допили остальное.
Минут через пять мне стукнуло в голову.
– А ты с ней вроде тоже ходил? – спросил Павлин, и я сразу понял, с кем.
– Да, самую малость, – сказал я и почувствовал, что в этот момент совершаю предательство по отношению к ней. Но тут же решил, что она больше виновата, и обозлился на нее с новой силой.
– Ну и как?
– Да никак. Охота была связываться...
– А зря... Верно, Ухарь?
– Ага, – крякнул Кухарев. – Это она с виду интеллигентная...
И тут Павлин начал рассказывать что-то совершенно невероятное. При этом он причмокивал, изображал и ругался... Я чувствовал, что краснею, но уже не мог понять отчего: то ли от рассказов Павлина, то ли от поддакиваний Кухарева, то ли от вина. Кровь била мне в виски... Голова время от времени кружилась. Что-то дикое, вывернутое наизнанку, неправдоподобное нес Павлин, но детали, которыми он оперировал, были настолько конкретными и описывал он их так подробно, что нет-нет, а возникали сомнения: а вдруг?.. Вдруг действительно все, что он говорит, – правда? Хотя бы и в сотой доле?..
– А у меня все по-другому, – сказал Кухарев.
Теперь настала его очередь.
Они по очереди вскрывали ее, как банку с консервами, переворачивали вверх дном, жрали, выплевывали, размазывали по полу, разбрызгивали по стенам, растаптывали ногами, играли ею в футбол, перепасовывая друг другу. А я был зрителем этой отвратительной игры, даже не зрителем, а участником, запасным игроком... И постепенно они добились своего: Сухарик стала казаться мне искаженной, разбросанной, перемазанной какой-то дрянью. Мне захотелось стать по отношению к ней Павлином и Кухаревым, оскорбить ее, унизить, размазать, как они, растоптать, разбрызгать, принять участие в этой поганой игре. Пусть она знает, пусть все знают, что я не какой-нибудь чистенький мальчик, что я не только для разговоров, кино, театров и всяких высоких материй! Вино, пиво, Павлин и Кухарев сделали свое дело. Больше я не буду запасным!.. Я и сам могу выйти на поле...