Возвращено на доработку - стр. 46

Ужас заключался в том, что я его уже узнал, но поверить не мог, не хотел. Сперва мне это вообще показалось огромной, хоккейного размера, сумкой, которую я несколько раз видел у него в багажнике. Костя! Я, выходит, его ждал, осознавая или нет, всё это время с момента неудачного появления Виталика. Это давало крохотную надежду на спасение, позволяло сознанию пасовать и вываливаться в созерцание вместо того, чтобы нервно давить на спуск и палить без разбора во всё живое.

И так хотелось до боли, до рези в глазах, чтобы свалившееся оказалось сумкой. Но увы. Я даже разглядел стекла его очков – они смотрели неподвижно в сторону клонившегося к закату солнца. Теперь по положению очков стало понятно, что Костя лежит в очень неестественной позе. Спина сильно выгнута, голова запрокинута, нога подвернута под туловище. Меня замутило, отвернулся. В голове болезненно пульсировало будто сигнальной лампой: «остывает».

Само это слово казалось чудовищным и неуместным – жара стояла около тридцати. Наверное, холод ощущал я сам. Весь в поту, с горящим от возбуждения лицом, дрожью в ногах от неудобного положения, то ли от парализующего страха. А озноб, может уже вот оно – чувствую свой незавидный финиш?

Я встал в полный рост, перевалился через бревно и пошёл на Гарика, не выпуская его из прицела. В голове стало неожиданно пусто. Видения и мысли ушли. Я чувствовал пульс, фиксировал движения противника, боковым зрением щупал лес. Левая рука, перетянутая наплечным ремнём, впилась в цевьё. Приклад вдавлен в правую ключицу. Правая рука нежно обхватывает рукоять. Указательный подрагивает на спуске. Всё остальное перестало существовать. Я готов ощутить толчок в грудь, да куда угодно, готов почувствовать нестерпимую боль в любой момент – умереть. И для меня вдруг становится абсолютно ясно, что смерть – это полный конец, по крайней мере для меня, в моём персональном случае. Нет никаких иных форм жизни – там, за чертой. Просто меня не будет, я никогда не увижу Лешку, Светку – никого. И это даже не мысли, а спокойное противное знание. Да меня уже практически нет! Оболочка, экзоскелет с несколькими несовершенными сервоприводами да слабеньким командным компьютером. Неспособен на сложные мысли, чувства, эмоции. Имеющий единственную цель – отдать максимально дорого жизнь этой оболочки.

Гарик тоже отвернулся от Кости, поняв, что опасности тот уже не представляет. Он не двигался, не пытался поднять винтовку, смотревшую в землю. Вся правая сторона его светлой холщовой рубашки стала бурой. Он устало смотрел на меня и улыбался. Я медленно приближался. Указательный палец поглаживал влажный металл спускового крючка и чувствовал ветерок моего дыхания. В какой-то момент Гарик дёрнулся – это было ложное движение, видимо проверить, как я отреагирую. Но это я понял позже, а в ту секунду мне будто вогнали кол в шейные позвонки, в глазах зарябило, и я дал очередь. Короткую – бабаха на три, не больше. Оглохнуть успел и сообразил, что попал! Вздрогнуло и заалело левое плечо. Он бросил винтовку и поднял правую ладонь. Левая висела неподвижно.