Возвращение в Египет - стр. 6
Второй раз Коля оказался в Хиве лет через пять. Дядя был в командировке, и Коля поселился на турбазе, в бывшем гареме хивинского хана. С тамошним завхозом в тени оплывших глинобитных стен они по вечерам, когда спадала жара, пили плохую нукусскую водку и говорили о жизни. Денег на закуску не было, но, как рассказывал Коля, это ничему не мешало.
С подветренной стороны, за уступом контрфорса, прямо на глазах цвели три багрово-коричневые розы – каждую весну там, где воде удавалось хорошо промыть такырную глину, ее верхний слой, высохнув, загибался вверх тончайшими полупрозрачными лепестками…
Наталья – Гуле
Едва получила Сонино письмо, стала звонить родне, и теперь (не только от меня), кого это касается, про Колю уже знают. Больше того, полтавская Тоня предложила, что раз вышло, что мы его не проводили, собраться у нее на Колину годовщину. По-хорошему его помянуть. Написала, что места хватит – они с мужем недавно купили здание бывшей сельской школы, при ней сад в гектар, и всё это наши родные, гоголевские места – до Сойменки не будет и полусотни верст. И вправду, Коля был светлый человек, вполне это заслужил. Железнодорожная станция от их дома в десяти километрах (сумская электричка почти каждый час), у ее мужа «Жигули», так что он всех и встретит, и проводит – с этим проблем нет. Знаю, что ты почти не выходишь, всё же, если решишься, буду рада не одна я: Тоня про тебя спрашивает в каждом письме.
Беата – Кате
Колю поминали очень хорошо, я и не ожидала, что будут так любовно, ведь из тех, с кем он был дружен, живы немногие. В лучшем случае один из пятерых. За столом Таня Старченкова рассказала, что в Москве недалеко от ее дома открылся новый архив, называется он Народный, и, поскольку от нашего времени ничего не осталось: что пожгли, что растеряли в революцию и войну, – они берут всё, что принесешь, никому не отказывают. Длится эта благодать уже два года, и вроде бы закрывать архив никто не собирается. Она сама пару месяцев назад отвезла и сдала туда рукописи мужа.
Танин муж Семен был человек одаренный, музыкант, поэт, а до того от края и до края исходил страну как географ, но детей у них нет, и Таня понимала, что назавтра, как ее не станет, всё окажется на свалке. Когда архив взял и партитуры Семена, и стихи, и его путевые дневники, у нее как гора с плеч. Таня тридцать лет отработала в школе учительницей, говорит подробно, со значением, так что она еще экватор не перевалила, а мы уже понимали, что вот оно что и нам пора сделать.
Причина не в одном Коле: для каждого, кто сюда приехал, это будет лучшая память. Следующим утром сидим на берегу речки – там несколько скамеек, мостки – и, как дети лейтенанта Шмидта, делим страну. Сразу решили, что сборный пункт – Москва, мы привозим к Тане, а она уже сама договаривается с архивом. Второе – почта сейчас работает хуже, чем в Гражданскую, бывают накладки и с проводниками в поездах, а что-то пропадет – не купишь и не восстановишь, потому всё передаем лично и из рук в руки, дальше – нарезка собственно участков.