Возвращение алтаря Святовита - стр. 56
По дороге, пока он добирался из Алексино в Шаталово, думалось о многом, но никак не ожидал услышать столь простого объяснения в волнующем для себя вопросе от старого деда, что повстречался ему у бани на лавочке. В конце концов, если говорить честно, мало кто из видавших жизнь людей верил в то, что писали о войне в последнее время, особенно после тридцать девятого года, когда немцы оккупировали Польшу и вплотную подошли к советской границе. Даже не столь уж осведомлённым людям было ясно – аппетит приходит во время еды. Однако накануне войны вышли газеты, да и радио об этом вещало, с опровержением ТАСС, которые вновь убеждали неверующих, что Германия, опять же, неуклонно сохраняет условия советско-германского пакта о ненападении, как и Советский Союз. Блажен, кто верует. Потом, правда, некоторые объясняли, мол, для большой политики, или, как сказал старик Афанасий, для международного этикета. Однако издавна считалось: где много этикета, там мало искренности, ибо от волков, кроме задранных овец, ничего ожидать не приходится. А фашисты – те же волки. Об этом хорошо знал и Савелий, хотя он и понимал, что в политике расход с барышом не всегда в одной телеге едут. Иногда и сбрехнуть надо, вот только как-то неправильно всё это выглядело. Слишком дорого для русского народа стали эти политесы. И после того, как отгремел гром, а перекреститься стало уже некому, у людей будто языки развязались. Порой даже казалось, что говорили теперь почти одно и то же: «Обосрались в Кремле, перехитрил Гитлер Сталина»; и скрытые недоброжелатели, если не враги, которые действительно ждали с приходом германцев избавления от комиссаров, и люди честные, которых волновало и беспокоило то, что происходит в стране. Но во всей этой говорильне, справедливой и несправедливой, было нечто такое, что заставляло призадуматься: видимо, не всему и не всегда стоило верить, так как у каждого правда – своя. Возле бани, дожидаясь своей очереди, сидели пара женщин и одноногий дедок, заставший ещё Александра Освободителя. Силантьевич поздоровался, достал из перекинутой через плечо сумки кулёк с семечками, угостил дам, с дедом поделился табаком и завёл разговор ни о чём: о погоде, о природе. Проронив между прочим:
– Как жить-то дальше?
– Как и завсегда, – пожал плечами дедок, – комиссары ушли, снова начнём жить да работать себе помаленьку.
– А как же германец? – удивляясь такому прямому ответу, уточнил Савелий.
– А шо германец? Я ж про что гутарю – сколько их тута? Ну хорошо, у нас их тут цельная рота на постое. Жрут, срут, да скоро уйдут. А так, ежели одного на деревню оставят, а то, могёт, и на цельный сельсовет; что он нам тогда? Как было, так и буде. Это колхоз можно разогнать, а с мужиком ничё сделать нельзя. Мужик… – дедок на секунду задумался, – как тот солдат. Его не разжалуешь в чине. Некуда далее, опора он. Ну, а без колхоза и выкрестов этих, «кагановичей» – мы и раньше жили. Нам тута, при огороде, да с коровкой всегда можно было жить.