Возрождение Феникса. Том 3 - стр. 39
– Конечно, Клавдия, ведите, – улыбаюсь.
Меня приводят в небольшие апартаменты, уставленные диванчиками. Княгиня в цветочном платье из вискозы, не вставая, протягивает мне руку.
– О, молодой Беркутов, твои резвые шаги я ни с чем не спутаю.
– Ваше Сиятельство, – изображаю поцелуй княжеских пальцев. – Слышал, столичная выставка каллиграфической рунопоиси прошла успешно.
– Ох, с твоей охранной системой и не могло пройти иначе, – улыбается Галина Константиновна. – Спасибо тебе, что пришел на выручку. Ну присаживайся, не стой.
– Вы мне льстите, тем более, что аналогов нашему «Стражу» уже полно на рынке, – пристраиваюсь я рядом на указанную подушку. – Многие пошли дальше и развивают систему.
– Какая разница, что они там придумывают. Главное – результат, – отмахивается княгиня. – Клава, подай сюда мои покупки. Хочу похвастаться перед молодым Беркутовым.
Служанка достает из шкафа у стены два бумажных полотна с рунами в стеклянных рамках. Приняв их, княгиня протягивает мне тот, что сверху.
– Это письмена руки самого старца Силуана Белого. Здесь зарисовка пейзажа озера. Можешь описать красоту руницы, молодой Беркутов?
Всматриваюсь в стройные ряды рун. Красиво и изысканно. Ощущается рука великого мастера. Интересно, если я сам научусь слагать из рун истории, поможет ли это моей связи с Анреалиумом?
– Постараюсь, Галина Константиновна, – заставляю свой голос опуститься на тон и стать грудным, слегка хрипловатым, будто у зрелого человека. – Мастер, благодаря расплывам, лёгкому касанию кисти и спутанности линий, добивался ощущения объёма. Создавая контраст между «живыми», ритмичными знаками работы в целом и написанными раздельно знаками в слове «езеро», означающим озеро, мастер старался достичь гармонии. Действительно славная работа! Кажется, что я стою на берегу и смотрю на водную гладь, излучающую яркий свет. Световые блики то появляются, то исчезают. Эта вечная игра природы завораживает и успокаивает душу. Капельки туши взмывают вверх, указывая на след кисти. Кисть в руках – средоточие энергии.
– Ох-хо, истину глаголешь, – кивает заслушавшаяся княгиня, теребя от удовольствия манжеты платья. – А что про вторую руницу скажешь? Ее написал старец Зосима в семнадцатом веке.
Беру работу и, поднеся к глазам, разглядываю ее на свету. Диагноз неутешительный. Фальшивка.
– Боюсь, вас ввели в заблуждение. Наверное, работу выполнил другой Зосима, не из семнадцатого века. Может, двадцатого.
– Что?! – княгиня растерянно хлопает ресницами. – Ты уверен? С чего ты взял?
Я на старых фолиантах болотопса сжевал. Могу отличить двухсотлетнюю бумажку от четырехсотлетней. В общей сложности семь земных лет точно просидел в Великой библиотеке Отца-императора. Это еще до появления Золотого Легиона, когда повелитель присвоил мне титул визиря. Уж даже не помню, как так случилось, что, сразу после прибытия из Валинора в столицу, мне пришлось поработать мирным сановником. Знаю лишь, что когда, наконец, отправился в Объединительные войны, то только тогда вздохнул полной грудью. Больше не было вечного присмотра повелителя. Я сам решал кого завоевывать крейсерским залпом, а кого стоит попытаться покорить и с помощью дипломатического искусства. А еще спустя семь лет я стал Префектом-командующим. И моей единственной супругой стала Война.