Возраст третьей любви - стр. 28
– Нет, Оленька, не обидно, – улыбнулся Юра. – Да у меня сердца бы живого не осталось, если б я на всех вздумал обижаться. И ты тоже привыкнешь, никуда не денешься. Ну, кричит мужик от боли невесть что, зачем внимание-то обращать?
– Не знаю, – покачала она головой. – Все-таки он мужчина, мог бы и потерпеть.
– Думаешь, мужчины терпеливее? – усмехнулся Юра. – Как раз наоборот… И терпения меньше, чем у женщин, и психика слабее. Мне, помню, один грозился: тебя убью, а потом сам из окна выкинусь, как, мол, буду жить без ноги? А уговорил я его спокойно подумать, от чего же это ему без ноги в жизни отказаться-то придется, – и выяснилось, что от футбола во дворе по воскресеньям…
– Но не все же такие?
Оля снова посмотрела на него этим своим взглядом снизу вверх; дрогнули черные ресницы.
– Не все. – Гринев помолчал секунду, следя за трепетом ее ресниц. – Разные бывают. Ну, счастливо поработать, Оленька. За «карманами» следи! – улыбнулся он на прощание, уже открывая дверь.
– Юрий Валентинович! – окликнула она. – А вы завтра на пикник с нами едете?
– На пикник? – удивился Юра и тут же вспомнил: точно, Гена напоминал еще с вечера, что травматология объединяется с ожоговым и едет в воскресенье в Охотское. – Не знаю, посмотрим, как сложится. – Но вообще-то завтра у него был выходной, и, со странным чувством глядя в Олины глаза, он добавил: – Если ничего непредвиденного, то поеду.
В поселке Охотское Юра бывал не раз: и по работе приходилось, и просто так, как в этот выходной. Здесь, у самого берега Охотского моря, было излюбленное место для пикников. И красиво, и добираться от города недалеко, часто ходит автобус. И ягоды можно собирать: морошки полно прямо у опушки.
Осень в этом году стояла на редкость теплая для Сахалина, даже в конце октября изредка еще мелькало солнце. Именно такой день с неярким, но ласковым солнцем и выпал на воскресенье.
В Москве такая погода бывала в бабье лето – в любимую Евину пору. Юра и вспомнил сестру, как только вышел из дому: ее радость от каких-то незаметных, только ею ощутимых переливов осеннего света, и от промытого как стекло воздуха, и от особенного чувства покоя, которое возникает в такие дни…
Впрочем, про покой он уже, кажется, сам домыслил: у всех ведь разное ощущение от такой погоды.
Но ему хорошо было в этот день – может, и правда просто из-за погоды. Он совсем расслабился, с удовольствием выпил заранее водки вместе со всеми, «чтоб веселее было дрова собирать», устанавливал мангалы так, чтобы ветер с моря не задувал огонь, и чувствовал во всем теле блаженную легкость, а в голове веселый ветерок.