Вознесение Габриеля - стр. 47

Габриель тоже был без одежды, но тщательно следил за тем, чтобы не касаться ее своим слегка возбужденным членом. Этот ритуал был связан не с сексом. Целью всего, что сейчас делал Габриель, было заставить Джулию почувствовать, что она любима.

– Прости, у меня опять случился эмоциональный перехлест, – тихо сказала Джулия.

– А секс и должен быть эмоциональным. Тебе не нужно таить от меня свои чувства, – ответил Габриель, обнимая ее за талию. – Я сам достаточно эмоционален. Эти дни, начиная с приезда во Флоренцию, были счастливейшими днями в моей жизни. – Он нежно уперся подбородком в ее плечо. – Помню, в твои семнадцать ты была застенчива. Но тогда у тебя не было стольких душевных ран.

– Я должна была расстаться с ним после первого же его жестокого обращения со мной, – дрогнувшим голосом сказала Джулия. – Но я этого не сделала. Не вступилась за свое достоинство, а дальше было только хуже.

– Ты не виновата.

– Я оставалась с ним, – пожала плечами Джулия. – Говорила себе, что когда-то он был заботлив и внимателен, и цеплялась за эти воспоминания. Надеялась, что черная полоса в наших отношениях пройдет. Понимаю: тебе от моих слов может стать худо, но поверь мне, Габриель, никто не смог бы презирать меня сильнее, чем я сама.

– Джулия! – Габриель даже застонал. – У меня нет к тебе ни капли презрения. Что бы ты ни делала в прошлом, это не имеет значения. Никто не заслуживает подобного обращения. Ты слышишь меня? – Его глаза пылали ярко-синим, опасным огнем.

Джулия закрыла лицо ладонями:

– Я хотела доставить тебе удовольствие. Но даже этого я толком сделать не могу.

Габриель нежно, но решительно отвел ее руки:

– Послушай меня. Поскольку мы любим друг друга, все, что происходит между нами, включая секс, – это дар. Не право, не обязанность, а дар. Теперь у тебя есть я. Так отпусти его.

– У меня в голове и сейчас звучит его голос, – призналась Джулия, смахнув одинокую слезинку.

Габриель покачал головой и слегка поменял положение. Теперь они стояли под самыми струями, и вода катилась у них по плечам.

– Помнишь, что я говорил в своей лекции о боттичеллиевской «Весне»? – (Джулия кивнула.) – Некоторые думают, будто «Весна» повествует о сексуальном пробуждении, а часть картины – это аллегория сватовства и брака. Поначалу Флора – пугливая девственница. Когда она беременеет, то обретает покой.

– Я думала, Зефир изнасиловал ее.

– Так оно и есть, – сказал Габриель и стиснул зубы. – Но потом он полюбил ее, женился на ней и превратил ее в богиню цветов.

– Не слишком-то достойная аллегория для брака.