Возмутитель спокойствия - стр. 27
С этими словами Ходжа Насреддин поднял мешок и бросил вниз с крутого обрыва.
Тыквы сыпались из мешка, прыгали и звучно раскалывались, налетая на камни.
«О, горе мне! О, великий убыток и разорение!» – закричал мулла.
И начал он кричать, причитать, царапать лицо и всем своим видом вполне походил на безумного.
«Вот видишь! – поучительно молвил Ходжа Насреддин. – Ведь я предупреждал, что от моей премудрости рассудок твой может легко помутиться!»
Слушавшие залились веселым смехом.
Ходжа Насреддин, лежа в углу на пыльной, блохастой кошме, думал:
«Они и это узнали! Но откуда? Ведь нас было только двое над обрывом, и я никому не рассказывал. Вероятно, рассказал сам мулла, догадавшись впоследствии, кто тащил его тыквы».
Начал третий рассказчик:
– Однажды Ходжа Насреддин возвращался из города в турецкую деревню, где тогда жил; почувствовав себя утомленным, он лег отдохнуть на берегу речки – и незаметно уснул, овеваемый благоуханным дыханием весеннего ветерка. И приснилось ему, что он умер. «Если я мертв, – решил про себя наш Ходжа Насреддин, – то я не должен шевелиться и не должен открывать глаза». Так и лежал он долгое время без движения на мягкой траве и нашел, что быть мертвым не так уж плохо: лежи себе да лежи безо всяких забот и хлопот, что неотступно преследуют нас в нашем земном, бренном существовании.
Мимо шли какие-то путники, увидели Ходжу Насреддина.
«Смотрите! – сказал один. – Это мусульманин».
«Он мертв», – добавил второй.
«Надо отнести его в ближайшую деревню, чтобы его там обмыли и похоронили достойно», – предложил третий, назвав как раз ту самую деревню, куда направлялся Ходжа Насреддин.
Путники срубили несколько молодых деревьев, устроили носилки и взвалили на них Ходжу Насреддина.
Они долго несли его, а он лежал без движения, не открывая глаз, как и подобает мертвецу, душа которого стучится уже в двери рая.
Вдруг носилки остановились. Путники начали спорить – где брод. Один звал направо, второй налево, третий предлагал идти через речку напрямик.
Ходжа Насреддин приоткрыл чуть-чуть один глаз и увидел, что путники стоят перед самым глубоким, быстрым и опасным местом реки, где уже не раз тонули неосторожные. «О себе самом я не беспокоюсь, – подумал Ходжа Насреддин. – Я все равно мертв, и мне безразлично теперь, где лежать – в могиле или на речном дне. Но этих путников следует предупредить, иначе они из-за своего внимания ко мне могут лишиться жизни, что было бы с моей стороны чистейшей неблагодарностью».
Он приподнялся на носилках и, указывая рукой в сторону брода, произнес слабым голосом: