Возможная Россия. Русские эволюционеры - стр. 32
Хотя, если исходить из исторических реалий, самодержавие себя еще не исчерпало, все зависело от того, в чьих руках находилась власть. Иван Грозный, не без оснований полагая себя единственным подлинным самодержцем в Европе, чаще всего власть использовал лишь как кнут. Петр Великий, в чьей голове, как замечено аналитиками, «блеснула идея народного блага», унаследовав самодержавие, заставил его работать на Россию, силой сажая русских за букварь, пинками подгоняя своих подданных в Европу. То есть Петром самодержавие использовалось уже и как кнут, и как инструмент преобразований.
Со смертью реформатора Россия, покатившись вперед по рельсам, проложенным Петром I, как вагон без паровоза, стала постепенно притормаживать. Самодержавие стремительно теряло не только то, что на короткое время «блеснуло» в голове Петра Великого, но и то, что унаследовало от Ивана Грозного, а именно – непререкаемый авторитет и силу.
Уже на закате российского самодержавия Ключевский в дневнике (не для печати) приведет следующее справедливое рассуждение: «Самодержавие – не власть, а задача, то есть не право, а ответственность. Задача в том, чтобы единоличная власть делала для народного блага то, чего не в силах сделать сам народ через свои органы. Самодержавие есть счастливая узурпация, единственное политическое оправдание которой – непрерывный успех или постоянное уменье поправлять свои ошибки и несчастия. Неудачное самодержавие перестает быть законным».
Первую попытку исправить положение, в котором оказалась Россия, предпринял князь Дмитрий Михайлович Голицын. Княжеский род Голицыных в нашей истории не раз выходил на первый план, хотя и по-разному. Кто-то был известен своей образованностью и тягой к реформам, как, например, фаворит царевны Софьи Василий Голицын. Именно он первым пришел к выводу, что преобразование российского государства должно начаться с освобождения крестьян. Другой князь – Борис Голицын, служивший в годы малолетства Петра его матери Наталье, напротив, «влип в историю» из-за запойного пьянства, в результате чего буквально разорил Поволжье, которым управлял.
Дмитрий Михайлович запомнился современникам честностью и неподкупностью, хотя и занимал в государстве самые высокие, как теперь сказали бы, «корруптоемкие» посты: был «верховником», а в Сенате заведовал как раз финансовыми вопросами. Но главное – именно этот Голицын остался в отечественной истории как человек, который первым попытался ограничить в России самодержавие, будучи сторонником конституционной монархии.
Попытка осовременить и сделать более эффективным политический строй Российского государства была рискованной, но он на этот риск пошел. Не ради собственной выгоды – ради России. После смерти Петра II в 1730 году, когда прекратилась мужская линия дома Романовых, русской элите пришлось выбирать не императора, а императрицу, хотя это и противоречило традициям. Недаром еще во время присяги Екатерине I мужики в некоторых деревнях, если верить источникам, отказывались это делать, считая, что императрица – правительница исключительно для женщин. Нелепо, конечно, но к тому, что империей может управлять и женщина, русские люди привыкли не сразу.