Война: Журналист. Рота. Если кто меня слышит (сборник) - стр. 184
– Подожди… Андрей… – внезапно севшим голосом выдохнула она, но сама не смогла себя сдержать: коротко всхлипнув, Лена повернулась к нему ягодицами, прогнулась в спине и чуть наклонилась вперед, раздвигая ноги… Обнорский ворвался в нее сзади, придерживая Лену одной рукой за груди, а другой за живот.
Нет, все-таки с ним творилось явно что-то необычное – он старался двигаться очень осторожно и все время думал о том, насколько хорошо и приятно ей, – с другими женщинами Андрей был раньше намного более эгоистичен. Задыхаясь от переполнявшего его желания, он все-таки сумел дождаться, пока кончит она, и лишь потом позволил улететь себе, бормоча что-то бессмысленно-ласковое на трех языках сразу… Он долго не выходил из нее, а потом поднял Лену на руки и отнес на кровать, сам присел на краешек и легко погладил ее по волосам:
– Леночка… Можешь мне не верить, но я все эти годы вспоминал о тебе… Какое счастье, что мы встретились…
Не надо было ему произносить слово «счастье» – оно, словно какой-то звуковой код, сразу вызвало воспоминание об Илье, прошедшее черной стрелой через мозг Обнорского. Новоселов уже никогда не сможет испытать счастья слияния с желанной женщиной – в лучшем случае ему уготован вечный покой. И Андрею счастья не видать – пока он не сделает то, что должен сделать. Должен.
Лена словно почувствовала возникшее напряжение, дотронулась прохладными пальцами до его лица и тихо спросила:
– Что с тобой? Тебя что-то гнетет? Ты как будто ушел куда-то…
Обнорский долго молчал, повернув к окну закаменевшее лицо. Наконец он вздохнул и сказал то, чего говорить не хотел и не собирался:
– У меня был друг… Еще с тех времен, с Адена. Два с лишним месяца назад он умер – здесь, в Триполи, в своей квартире. Якобы покончил с собой – письмо оставил…
Лена молчала, ее пальцы чуть подрагивали на бедре Андрея. Обнорский нагнулся, поднял с пола пачку сигарет, щелкнул зажигалкой и продолжил:
– Я в самоубийство не верю. Во-первых, не таким он был парнем, чтобы вот так, как таракана, газом себя травить… А во-вторых, в письме этом есть одно очень странное место, как будто он сигнал тревоги подавал… Такие вот пироги…
Сигарета сгорела до фильтра в несколько затяжек, но Андрей не замечал этого, продолжая неподвижно сидеть, глядя в темноту за окном.
– Может быть, тебе стоит поговорить об этом с вашим офицером безопасности? – еле слышно спросила Лена.
– Нет, – покачал головой Обнорский. – Не стоит. Во всяком случае, пока. В этой истории слишком много непонятного. Сам Илья говорить с особистом не стал – возможно, просто не успел, но может быть, и не хотел. Я не знаю почему, но думаю, что какие-то основания для этого у него были. Поэтому я должен сначала попробовать разобраться сам. Понимаешь?