Война: Журналист. Рота. Если кто меня слышит (сборник) - стр. 137
– А по-твоему, лучше, чтобы все посольство на хуй вырезали?! Пойдем, студент, не забивай себе голову, не тебе с генералом объясняться… Не надо трагедий – пусть местные товарищи сами между собой разбираются, хватит уже наших жертв…
И Кука железной рукой подтолкнул Обнорского вперед…
Андрей брел, то и дело спотыкаясь, голова, казалось, готова была взорваться; за ухом – там, куда ударил ствол автомата Ташкорова, – налилась огромная шишка, пульсировавшая тупой болью, отсверкивавшей кровавыми вспышками под воспаленными веками… Обнорский сжал до скрипа зубы и, ломая себя, попытался собраться с мыслями: «Фаттах мертв… Неужели он действительно решил прорываться? Он что – идиотом был? Или его вынудили к этому… Неужели Грицалюк с Кукой не могли дотянуть до утра?.. Фотография… Палестинское оружие… Кука и Мансур… „Советские товарищи“… Фаттах мог что-то знать… Им просто нужно было от него избавиться, он мог многое рассказать потом… Опасный свидетель… У мертвого не спросишь… Неужели Мансур решился бы на штурм?.. Не верю… Царьков… Палестинское оружие… Свидетели… А теперь остался только я… Предположим, я не добрался до посольства и ничего не передал… Тогда все действия Грицалюка и посольских оправданы обстановкой…»
Он не успел додумать до конца – начав что-то понимать, Обнорский, задохнувшись, замедлил шаги и попытался оглянуться на Куку, но в этот момент в спину Андрею ударил выстрел. Если бы он не начал поворачиваться, пуля вошла бы точно под левую лопатку, а не под плечо… Обнорского крутнуло в обратную сторону, и он упал спиной вперед, больно ударившись затылком о землю. В ореоле вспыхнувших в глазах искр метрах в пяти от Андрея стояла черная фигура Кукаринцева.
– Извини, братишка, служба, – сказал Кука спокойным и совсем не злым тоном.
Неожиданно откуда-то из близкой темноты ударила пулеметная очередь, Кука стремительно пригнулся и, падая на землю, выстрелил пытавшемуся подняться Обнорскому в голову.
За вспышкой последовал удар, за ним – боль и чернота.
Чернота постепенно наполнялась оранжевыми, малиновыми и зелеными шарами, которые, сталкиваясь, взрывались холодными разноцветными искрами. Андрей лежал на боку, привалившись к стене дома; он не знал, сколько пробыл в беспамятстве, но видел, что небо над ним по-прежнему черное, а яркие звезды еще не успели потускнеть. Словно сквозь серый туман Обнорский вспомнил, как выстрелил ему в спину Кука, как откуда-то ударил по капитану пулемет, видимо сбивший точность его второго выстрела.
Андрей медленно перевернулся на живот и встал на четвереньки. От этого усилия его вырвало – желудок был почти пуст, поэтому на подбородок полилась лишь какая-то горькая слизь. Андрей медленно повел трясущейся головой и огляделся – вокруг никого не было, лишь метрах в десяти от него валялся труп какого-то йеменца в светлой, застиранной почти до белизны песчаной форме.