Война в Зазеркалье - стр. 17

Машина миновала Сент-Джордж-серкус, потом клинику глазных болезней и оказалась в начале Блэкфрайарз-роуд. Нужный дом возник перед ним и остался позади, потому что он попросил шофера остановиться на следующем перекрестке, – Леклерк настойчиво рекомендовал соблюдать осторожность.

– Да, я выйду на углу, – сказал он. – Здесь будет в самый раз.

Департамент располагался в унылой с виду вилле с потемневшими от сажи стенами, на балконе которой стоял огнетушитель. Казалось, что это один из тех домов, которые вечно выставлены на продажу. Никто не в состоянии был понять, зачем министерству понадобилось возводить вокруг него стену, – возможно, как это делают на кладбищах, чтобы защитить могилы от взглядов праздных прохожих; или же, наоборот, для защиты людей от взглядов мертвецов. Но уж точно не ради сада, где не росло ничего, кроме травы, да и та пробивалась пучками, как облезшая шкура старого бродячего пса. Парадная дверь была окрашена темно-зеленой краской; но ее никогда не открывали. Иногда днем совершенно одинаковые с виду фургоны без всякой маркировки въезжали по неровной дорожке на территорию, но цель их приезда оставалась неизвестной, поскольку все происходило на заднем дворе. Соседи, если упоминали об этом доме вообще, называли его «министерским», что было не совсем верно. Департамент представлял собой отдельную административную единицу, хотя формально и подчинялся министерству[2]. Над зданием витал тот неизменный дух легкой казенной запущенности, который характеризует правительственные учреждения по всему миру. Для тех, кто работал в нем, его тайна была подобна таинству материнства, а секрет выживания уподоблялся загадке выживания самой Англии как государства. Оно укрывало их в себе, прятало от посторонних глаз и – милый анахронизм – казалось чем-то вроде кормилицы.

Эвери помнил его в те дни, когда туман густо лепился к оштукатуренным стенам, и летом, когда солнце ненадолго проникало в его кабинет сквозь тюль, но не особенно согревало. А зимним утром его фасад порой чернел от дождя, и в свете уличных фонарей капли воды блестели на мрачных темных стеклах. Но каким бы он ни рисовал этот дом в своем воображении, для него он не был просто местом работы. Здесь он жил.

Он прошел по дорожке на задний двор, позвонил и дождался, когда Пайн открыл ему. В окне Леклерка горел свет.

Он показал Пайну пропуск. Вероятно, ритуал напомнил обоим военное время, которое Эвери знал больше по чужим и весьма занимательным рассказам, а Пайн испытал на собственной шкуре.

– Красивая нынче луна на небе, сэр, – заметил Пайн.