Война никогда не кончается (сборник) - стр. 38
– Вы правы, старшина, вы не позволите… – Курсант Армашов! Еще одно слово и вы за чисткой нужника у меня поговорите.
– Чего ты пристаешь к нему, старшина? – спросил спокойный рассудительный Митя Гуркин. Кирюша побаивался его еще с фронта. Мгновение он колебался: не уступить ли поле боя. Решение было типичным для Градиленко:
– Молчать! Кто разрешил заводить колхозный базар? Да я вас всех… – и знойный воздух наполнился отборной бранью.
Девять часов, пять минут. Мы опаздываем на завтрак. Старшине может влететь. Где-то в душе мы начинаем надеяться на такой исход. Может быть, это сдерживало возмущение, готовое вырваться наружу.
Наконец появился пятый взвод. Пока он достраивался к роте, старшина распекал помкомвзвода. Это был единственный случай, когда старшина нашел в нас единодушную поддержку.
Но вот: – Ррравняаайсь! Иррнаа! Шаговом арш! Сто двадцать четыре ноги одновременно ударили по тротуару.
– Запевай! Проходит предельное время – разрыв между командой и исполнением, но рота шагает молча.
– Запевай!!! Молчание. – На месте!!! С каждой секундой солнце все выше. Небольшие пыльные смерчи в неподвижном раскаленном воздухе. Рота топчется на месте.
– Прямо! Идем. – Запевай!!! Рота шагает молча. Кирюша забежал в голову колонны. Он тоже изнемогает от жары. Лицо его побагровело.
– На месте! Запевай, сукины сыны! Замучу! Запевай! Рота молчит. Четыре раза пройдено расстояние между казармой и столовой. Позавтракавшие подразделения расходятся на занятия. На нас смотрят с удивлением и любопытством.
Кирюша нарывается на чрезвычайное происшествие. Девять часов двадцать пять минут. Кончилось время, отпущенное на столовую. Даже не поев, мы опаздываем на занятия. Кирюша зарвался. Гнев тупого человека подавил в нем гипертрофированное чувство осторожности. Струйки пота стекают по озверевшему лицу старшины. Крупные капли мгновение висят на подбородке. Отрываются. Падают на живот.
– На месте!!! Сволочи!!! Я вас!.. Прямо!!! Запевай, свиньи!!!
Рота шагает молча. Но это уже молчание, не похожее на то, которое вышагивало с ротой еще пятнадцать минут назад.
Я больше не чувствую усталости и жары. Лица идущих рядом со мной бодры и насмешливы. Передо мной Ростислав Армашов. Белый материк на его гимнастерке, образованный выпотевшей солью, все больше затопляется черной влагой со стороны подмышек. Но по его спине, по четким движениям рук в такт шагу, даже по пилотке с влажными от пота краями я чувствую, что это Армашов начального периода подспудного сопротивления Кирюше.
Идущий за мной Митя Гуркин радостно шепнул: – Глянь, генерал идет, елки зеленые! Через плац навстречу нам медленно шел начальник училища. Через секунду его увидели все, кроме ослепленного бешенством Кирюши.