Война на восходе - стр. 8
Змеевик вгляделся в Кобзаря.
– Он не взял нас с собой, когда мы оказались в Беллумгарде. Значит, железный венец…
– На самом деле его собственный. Йонва сам его выковал – этот артефакт может скрыть его от глаз Смерти, где бы он ни находился.
Санда нервно заломила руки:
– Помните, эти барельефы… На стенах и потолке… Люди с копьями в груди… Кричащие… Со страшными лицами… И эти рыцари…
– Да-да-да, – нетерпеливо заговорил Кобзарь, – Беллумгард – твердыня Йонвы! Вы, наверное, видели барельефы его прошлых «побед». Кто бы ни сражался по ту или эту сторону – победители не люди, а война. Даже выигрывая, люди несут потери, лишь война получает выигрыши – убитых. И, знаете, большего победителя мир не знал…
Макабр – партия, в которой бросают не кости, а людские сердца. И следующий ход за Йонвой.
– Знаете что, – подала голос Шныряла. – Меня ничего не удивляет. Смерть нас обманула? Ну, будто в первый раз! Путеводитель оказался предателем? Разве я не говорила, что вы ведете себя как толпа баранов, еще и друга остав…
Шныряла метнула взгляд в сторону Тео и осеклась.
– …не хотели слушать меня, и все тут! Я же чуяла подставу! И заметьте – я одна не поклялась своим истинным именем ради этого Йонвы, чтоб у него зенки повылазили! А вы так сразу – ой, спаситель наш, Путеводителюшка, конечно-конечно, сейчас поклянемся!
Шныряла сплюнула:
– Меня удивляет одно: почему вы такие идиоты? Будто не Йонва слепой, а вы!
Кобзарь воздел палец к небу:
– Ну, не забывайте, что у Йонвы с собой был артефакт лжи…
– Четки, что ль?
– Именно – хрустальные четки, которые искажают любое сказанное слово или взгляд! Таким образом Йонва усиливает свой природный дар – лгать…
– Отличный дар! А не могла природа выдать ему какой-нибудь другой? Ушами шевелить, например?
Ветер усилился – летящие над землей порывы трепали молодую траву, раздували полы кожухов, рвали волосы, – и оттого стало неуютно и тревожно. Ошарашенный новостью, Теодор поднял беспомощный взгляд на Китилу – над крышами еще взлетали струйки фейерверков, рассыпая искры, но уже таяли; город погружался в ночь. Игроки зароптали и зашумели.
Кобзарь покачал головой.
– Так я и думал, – пробормотал он.
Шныряла размахивала руками и вопила «идиоты», Змеевик неопределенно мычал, Раду пытался что-то втолковать Санде, но та недовольно отступила от альбиноса. Кобзарь свистнул, и с подножия холма поднялся малюсенький вихрь, Глашатай сунул руку в воронку, вытянул большой сияющий громкоговоритель и приложил его ко рту:
– ТИ-И-ИХО!
Эхо отлетело от каменных стен и жутко исказилось – звук голоса Глашатая, казалось, достиг самых небес. Фейерверки вдруг погасли, игроки Макабра умолкли. Кобзарь опустил рупор: