Война мага. Том 2. Миттельшпиль - стр. 33
Однако уже налетала его Тайде, и в руке Сеамни на исчезающую долю мгновения мелькнуло нечто, источавшее такую Силу, что правителя Мельина скорчило болью; это очень напоминало призрак Деревянного Меча. И он, этот призрак, в следующую секунду опустился на голову вызванного аколитами зверя.
Тот ещё успел махнуть лапой, когти – острее сабель – подрубили ноги коню, но призрачное оружие в руке Сеамни сделало своё дело. Цепенея от боли, Император видел, как невидимое лезвие шло, не встречая преград, рассекая чешую, костяную броню, массивную плоть и сами кости.
А сама Дану уже падала вместе с конём…
* * *
Сражение на Свилле закончилось. Имперская армия одержала полную победу. Рассеянные остатки семандрийской конницы уходили на восток, но берег Суолле легионы держали прочно. Наступавшие на Илдар отряды вторгшихся остановились, Двадцатый легион крепко удерживал Лушон, граф Тарвус закрепился в отвоёванном Згабе, внезапной ночной атакой двинутый на север Двадцать второй легион вместе с отрядом союзных орков взял Саледру, отбросив противника на левобережье Суолле.
Вся логика войны требовала, чтобы Император продолжал наступление. Весенняя распутица свяжет легионы, но несладко придётся и семандрийцам. Весть о двукратном разгроме вторгшегося воинства разнеслась быстро и широко, мятежные бароны заметно присмирели, а некоторые (самые умные из пока ещё державшихся восстания) поспешили явиться с изъявлениями покорности.
Император явил великодушие. Покаявшиеся получили прощение – взамен крупного денежного штрафа, оставления заложников и присоединения к имперскому войску.
Правда, непокорившимся Император явил всю тяжесть своего гнева. Попавшийся на пути замок, так и не спустивший флага Конгрегации (несмотря на слёзные уговоры успевших вовремя «раскаяться» баронов, отправленных Императором в качестве послов), в полной мере испытал на себе, что такое ярость повелителя Мельина.
Правда, были у этой ярости и другие причины.
Тайде лежала без чувств, бледная, с едва ощутимым дыханием и медленно‑медленно бьющимся сердцем. Память Деревянного Меча, пришедшая на помощь в решающий момент, потребовала слишком высокой платы.
Император был мрачен и молчалив. Дану спасала его так, как умела. В то время как именно он обязан был спасать её. Как мужчина, как воин, как правитель. И, само собой, лекарства от этого недуга никто не знал. Эх, эх, ни Фесса, ни мудрого Эфраима, ни на худой конец хоть кого‑то из чародеев Радуги! Тот же старик Гахлан – он ведь казался искренне расположенным к нему, Императору…
Владыка Мельина не воспользовался белой перчаткой. От служителей Слаша Бесформенного ничего не добились даже самые лучшие палачи. Хотя Император, не побрезговав, сам спустился в пыточные каморы. Он сулил жизнь, свободу и богатство тому из захваченных на месте аколитов, кто, во‑первых, поможет Владычице Тайде и, во‑вторых, толком расскажет, что это за новая сила, которой они служат.