Война глазами подростка - стр. 1

Мой папа родился в июле 1928 года, а через восемь десятков лет он впервые – во время неторопливого ужина на даче под Ригой – рассказал о войне, о жизни подростка в оккупации.

Почему не рассказывал раньше? Не знаю. Вряд ли что-то скрывал или не хотел вспоминать. Скорее всего, не было подходящего случая, да и встречаемся мы редко – раз в году. Да и обстановка нужна для рассказа, да и повод подходящий.

В тот день по телевизору показали передачу о том, как кто-то ухаживает в Белоруссии за могилами немецких солдат, а старики-ветераны протестуют, требуют сравнять могилы с землей. Разгорелся спор, мы – «молодежь», так сказать, утверждали, что позорно с мертвыми воевать, что солдаты не виноваты, что мёртвых надо уважать, а папа резко говорил об фашизме… Мы возражали ему, что восхваление нацизма и цветы на могилах убитых солдат – разные вещи, он настаивал на том, что оккупантам нельзя оставлять ни пяди земли и так далее. Обычный застольный дачный спор без правых и виноватых.

И как-то потихоньку, без наводящих вопросов, папа стал рассказывать о тех временах. Не по порядку, не с первого военного дня до последнего, а разбросанно, урывками, эпизодами. Постепенно он и сам стал пытаться соблюдать хронологию. Немного я подправил ее, перенося на бумагу – не меняя смысла, конечно.

Папа помнил фамилии и имена тех, о которых рассказывал, помнил иногда номера батарей, названия частей, даже даты. Иногда замолкал и предупреждал, что не помнит точно, когда случилось то-то и то-то, а иногда не помнил деталей – ведь десятки лет прошли с тех лет и тех событий, до того момента, как он поделился воспоминаниями, а я решил воспоминания записать.

Конечно, наверняка папа что-то путает, что-то забыл упомянуть, что-то не так сохранилось в памяти. И я не помню ни одной упомянутой им фамилии – хотя папа помнил их спустя семьдесят лет!

В тот дачный день рассказ мы слушали долго, с обеда до позднего вечера, но слушали с колоссальным интересом, задавали вопросы по ходу, иногда шутили и посмеивались, иногда печалились, но уже в тот вечер понимали, что все сказанное надо сохранить – не важно, что ценность рассказа для официальной истории войны, наверно, близка к нулю. И не важно, что в нем есть лакуны и ошибки. А вот детали быта, детали той далекой от нас жизни, которую не показывают в кино и о которой нечасто пишут в книгах, вот это интересно почитать любому, кто пытается смотреть дальше собственного носа.

Поэтому и записал, поэтому и публикую. Папа наброски читал, отдельные моменты поправил, уточнил. Пару эпизодов попросил вычеркнуть, но его удалось убедить, что "прилизанной правды" и так хватает, на надо ничего из памяти стирать.

Замечу напоследок, что иногда (редко) добавляю комментарии от себя. Иногда уточняя очевидные даты, которые папа не упоминал (например, день прихода оккупантов), иногда поясняю ситуацию, подробности которой папа не знал (например, почему над городом была точка рандеву бомбардировщиков). Но мои комментарии сведены к минимуму. Они приводятся курсивом.

Ниже начинаются папины воспоминания о войне и жизни в оккупации в городе Константиновка, что на Донбассе:

Мой дед – отец моего папы, был призван из запаса еще в 1940 или в начале 1941 года. Папа так и не узнал, когда его отец стал танкистом. Возможно, при прохождении срочной службы ещё в двадцатые годы, а возможно, когда был призван из запаса.

В принципе, мы согласились с тем, что вряд ли в период после гражданской войны он служил в танковых войсках – слишком было мало танков. Но когда его призвали перед войной, то на побывку в середине июня сорок первого года наш дед пришел домой уже танкистом, это папа помнит точно.

В те времена служили долго – лет пять, кажется. А в конце тридцатых и начале сороковых стали забирать в армию уже отслуживших, готовясь к большой войне. Призванный из запаса дед служил на Западной Украине, в той части страны, которая была отрезана Советским Союзом у Польши в сентябре 1939 года (законно или нет, мы не об этом говорим сейчас). Придя на побывку, рассказывал про тамошнюю нищету, про всеобщую веру в бога, про покорность и страх, но и про то, как поляки ненавидят русских, считая их оккупантами, про то, как на стенах городов по ночам появляются лозунги, призывающие поляков бороться против советско-германской оккупации, про совместные действия немецких и советских войск, которые уведомляли друг друга о передвижениях и действиях зарождавшегося сопротивления. Моему папе – мальчику было неприятно слушать повествования своего папы-танкиста о том, что «наши» воюют плечом к плечу с немцами – все же с раннего детства до двенадцати лет детей учили тому, что немецкие фашисты, это враги рабочего класса и всего советского народа, а тут, оказывается, наша доблестная Красная Армия с ними вместе орудует. Как так может быть, папа мой понять не мог, сколько ему дед не пояснял мудрую политику советского государства.