Война глазами детей. Свидетельства очевидцев - стр. 26
Я оделся и выскочил поглядеть.
Только что перед этим прошёл пассажирский [поезд №] четыре тридцать. Я увидел, что [№] четыре тридцать стоит у переезда и горит, а над ним летает самолёт. Кругом было много дыма, огня и людей. Горел последний вагон – товарный, – и еще один – пассажирский. Самолёт полетел в вышину. Чёрные раненые люди валялись около рельсов. Я боялся на них смотреть. Из вагона выскочила женщина с ребёнком на руках. У ребёнка маленькое лицо было всё в крови. А самолёт начал опять спускаться. Я посмотрел, куда бы спрятаться, но остался со всеми. (Тут уже было много людей: кто раненых тащит, кто тушит огонь)… Вдруг что-то засвистело, как свисток, но машинист дернул поезд, и бомба попала не в пассажирский, а в почтовый вагон. Там загорелись посылки, письма и тюки, и сразу сделалось светло, как будто не утро, а полный день. Прибежали мальчики из ремесленного училища и кинулись растаскивать почту. И я с ними кинулся. Я схватил тюк писем, они шевелились и заворачивались у меня в руках и оттуда, изнутри, вдруг вырвалось пламя и обожгло мне лицо.
Скоро прибыл специальный пожарный поезд. Его вызвал по телефону мой отец.
Записано 10/II—42 г. в детдоме № 1, в г. Ташкенте
Ф. М—4. Оп. 1. Д. 84. Л. 7.
Володя Андреев, 11 лет, г. Лида
№ 4. По-пластунски
В 40-м году я учился в ФЗУ, в Ленинграде. Как началась война, я читаю в Информбюро: территория, где моя родная деревня, занята.
Я как прочитал, что территория моя занята, – решил пойти в партизанский отряд.
Меня сразу зачислили. Я хотя ростом малый, но мне уже было шестнадцать.
После одного боя мы, одиннадцать человек, попали в окружение. Когда мы пробирались к своим, то по дороге делали подрывную работу. Пробирались мы по-пластунски, как мыши, и всюду такое зрелище видели, что немец в тылу заставляет население собирать рожь, картофель и всё вывозит. В каждой деревне с двух сторон стояли виселицы. Если немцы заметят, что в какую-нибудь квартиру зашёл чужой человек и опять ушёл, то они сразу вешают хозяев. Населению хоронить никого не давали, пускай вороны клюют, собаки грызут, это им всё равно. А если люди не боялись и хоронили своих, то немцы сжигали вплоть до целой деревни.
Это было за станцией Волосово. Мы пробирались через лес, потом по рожи. С опушки леса мы наблюдали за движением войск и что немцы проделывают в деревне. Мы видели, как пленные раненые бойцы и население убирали урожай. Сильно раненных немцы всегда прикалывают, а тех, кто ещё может делать какую работу, тех оставляют. После уборки, вечером, урожай был сложен на одном дворе. Ночью мы увидели, как на локотках подкрались через огород два молодых парня, а в кулаке у них у каждого бутылка керосина. Стало много свету, хлеб горел, как большой дом, пламя схватилось быстро. Потом они двое прибежали в лес, и мы их окликнули. Видно, они были соединены с партизанским отрядом: они имели наганы… Немцы ринулись тушить хлеб, но где уж тут! Мы открыли по ним огонь, а потом ушли глубоко в лес. А когда мы другою ночью снова вернулись в ту деревню, то немцев уже не было, и деревни тоже почти не было, а только лежали замученные люди и качались повешенные.