Вовкины истории. Книга 1 - стр. 2
Перед больницей лихо развернувшись, и подняв пыль столбом, остановился мотоцикл.
– Что там? Как? Кто родился? Сын! Молодчина, супруга! Второй сын! Как они? Нормально! Посмотреть можно? Потом! Ну ладно, потом значит потом. За мной, девчонки, халва и конфеты, – крикнул отец медсёстрам, помахал жене рукой и уехал…
Он дня два угощал за рождение сына-богатыря родственников и мужиков-механизаторов, своих коллег, с двух деревень: родной Новообинцево и Шелаболихи.
На третий или четвёртый день к роддому подъехала сверкающая хромированными бамперами «Победа».
– Глянь, начальство какое-то подкатило? – Молвила медсестра, помогающая Зинаиде пеленать мальца.
– Это Фёдор, брат Геннадия. За нами приехали.
– Смотри-ка, как за прынцем прям! На эдакой шикарной машине!
Вовка мирно и важно посапывал, как будто зная, что «прынцем» называли его.
Из машины вышли отец и его брат Фёдор. Фёдор работал в соседнем районе председателем колхоза и обещался стать крёстным новорождённому – вот и приехал за «крестником»:
– Ну-ка, ну-ка! Где тут мой «крестник»? Ух-ты, какой востроглазый! Ха-ха! Смотри-ка, глядит как прямо! Ну, что крестник – добро пожаловать! Сейчас мы тебя как начальника домой домчим!
Отец гордо и осторожно нёс меня к машине. Так и прошёл мой выезд из роддома в жизнь в «шикарной машине» под ярким названием «Победа».
Когда меня сонного привезли домой брат Слава, говорят, долго присматривался ко мне и изрёк:
– А чё это он слеплый какой-то!
А когда я чуть приоткрыл глаза, не полностью, а так – маленькие щелки, он закричал:
– Глядите, глядите, Вовка прослепился!
Так у меня появилось имя – Вовка. В нашей родне уже было трое Вовок Гуляевых, одному – 10 лет, второму – два, третьему – год. И вот появился я – четвёртый. Позже родятся ещё трое и их назовут таким же именем, но это будет позже и я об этом ещё ничего не знал и знать не мог.
Сам ребёнок в первый год жизни знает много и совсем не то, что знают его родители и другие взрослые, а иначе почему бы он с таким любопытством смотрел на мир, в который он пришёл неожиданно для себя. Но в течение первого года он практически всё забывает, переучиваясь с их помощью. А частичка его прошлых дородовых воспоминаний не исчезает полностью, а остаётся где-то в глубинах памяти, но выйти из заточения этой частичке сложно – практически не возможно. Он бы многое им рассказал в свои первые дни и месяцы, но мог издавать только: «гу-гу-угу-угу!..»
Когда мне исполнился месяц, мать пошла на работу, а я остался под присмотром бабушки и старшего брата. А что было за мной присматривать: я мирно полёживал в зыбке – спал и посасывал тряпочный узелок с перетёртой кукурузой и хлебом, а когда не спал – рассматривал белый потолок, по которому ползала вниз головой большая фиолетовая муха и «раздумывал» о своём бытие, а брат носился по двору или огороду; бабушка хлопотала по хозяйству: то полола грядки, периодически проверяя наличие моего питания, то судачила с зашедшими в гости соседками, одновременно следя за Славкиными передвижениями.