Восставший из пепла - стр. 40

Буч энергично замотал головой:

– Я же говорю, живучий, как крыса.

Полицейский, вздохнув, вернулся к столу и принял прежнюю позу:

– Ладно, передай привет мамаше Джонс, но чтоб в следующий раз «мясо» было качественным. – Он нажал клавишу на пульте: – Эй, Орбах, сучий потрох, быстро ко мне, заберешь «мясо».

Минут через двадцать Убогого привычным пинком впихнули в камеру отправки. В отсеке уже находилось человек сорок, и вряд ли среди них был хотя бы один, кто пришел сюда по своей воле. Когда дюжие охранники приволокли Убогого к внешней двери и, держа оружие наготове, втолкнули в решетчатый тамбур, несколько человек попытались кинуться на решетку, но охранники явно ожидали такого поворота и несколькими разрядами искровиков заставили менее решительных отскочить назад, а самых ярых просто вырубили. Так что появление Убогого в камере было ознаменовано этаким электрическим салютом. Обозленные бунтовщики, прежде чем разойтись по своим углам, усесться на пол и отупело уставиться в стену, излили свой гнев на вновь прибывшего, несколько раз пнув его в ребра. Убогий привычно перетерпел пинки, а когда драчуны разошлись, поднялся на ноги, упрямо стиснув зубы, и принялся осматривать камеру. По дороге из ночлежки он дал себе слово больше не раскисать и теперь намерен был упорно претворять в жизнь свое решение.

– Эй, добрый человек, иди сюда, здесь для тебя найдется местечко.

Убогий повернул голову. Из дальнего угла ему махал здоровенный краснорожий мужик с объемистым брюхом, одетый во что-то отдаленно напоминавшее рясу. Убогий заколебался было, глядя на мужика, но тот выглядел не опаснее других, и он решил принять приглашение. Когда он добрался до мужика, тот приветливо улыбнулся и кивнул на место рядом с собой:

– Садись, добрый человек, и да хранит тебя Господь.

Из-за плеча мужика тут же высунулась чья-то голова и зло прошипела:

– Эй, урод, жратва есть?

Убогий по привычке вжал голову в плечи, но, вспо-мнив о своем решении, выпрямился и ответил тихо, но твердо:

– Нет.

Последовало заключение:

– Ну ты козел, – а другой голос добавил:

– Глянь, Кабан, у него неплохие шмотки.

Пригласивший Убогого человек возмущенно всплеснул руками:

– Прости, Господи, этих людей, зачем вам его вещи, вы же знаете, что через несколько часов мы все останемся нагими и босыми перед нечестивыми фарисеями, использующими создания разума человеческого, дарованного нам Господом нашим, в своих непотребных целях?

– Заткнись, монах, – прорычал первый голос, – а то и тебя пощипаем.

Монах сложил ладони и, прошептав: «Прости мне, Господи, прегрешения мои», слегка повернулся всем корпусом и двинул локтем по кадыку первого из говоривших, да так, что тот отлетел к стене, сопровождаемый изумленным взглядом ошарашенного подельника. А святой отец, не дожидаясь, пока подельник опомнится, хватил и его кулаком по темечку. Тот рухнул на пол. Монах кряхтя поднялся, подхватил обмякшее тело под мышки и отволок к первому, после чего опустился на колени рядом с ними и, молитвенно сложив руки, что-то забормотал. Когда он вернулся к Убогому, в отсеке камеры все еще царило мертвое молчание. Монах опустился на свою циновку и с легким поклоном представился: