Восставшая из гроба. Часть 3 - стр. 39
- Ну чего ты ревёшь, а? Переоделись уже 100 раз.. - оглядываясь по сторонам и ища взглядом Реянтину.. - Куда она делась? - возмущался папашка и продолжая при этом нашептывать, - Баю-баюшки баю-у-у, не ложися на краю-у-у.. Придёт серенький волчо-о-ок и ухватит.. Блин! - Шестаков зажмурился и мотнул головой, - Чего я пою? Какой нафиг, серенький волчок? Этой мохнатой живностью тебя вообще не запугать.. - он взглянул на своего вампирёныша с острыми детскими клыками.
И смена - не смена.. Чёрт, со счёту сбился.. Мне же сегодня ещё в день на дежурство, - пропустил мысль «жёсткий» мент.. - Ладно бы в ночь.. там хоть поспокойней. Днём же сплошняк ДТП, угоны и прочее разгильдяйство на дорогах. - Пищащее дитё не унималось, - А-а-а.. спасите мои уши.. Капец! И это только начало.. Ещё и месяца нет, уже свой характер показывает.. Жили же спокойно.. Блин, ноябрь, турбаза, страстная ночь.
Мелкое вампирское дитя продолжало настойчиво куралесить, пытаясь вырваться из плена пелёнок. Вскоре просунулась одна рука и наготове была уже другая.. На пару секунд в студии воцарилась тишина.. Жадно засунув большой палец своего мелкого кулачка в рот, и с причмокиванием облизывая привычную и полюбившуюся в утробе матери «забаву», из которой не высосать было ни молока, ни крови, ребятёнок своими жалобными глазками взглянул на Алексея. Однако, не получив желаемого лакомства, кусачее чадо возобновило пронзительный детский крик, продолжая уверенно и настойчиво терроризировать уставшего и мечтавшего немного отдохнуть молодого отца, разрывая на части его больную голову.
- Да ты, похоже, есть хочешь.. - Не понимая в этом хаосе, что вообще происходит и где Реянтина, Алексей уже не знал, что подумать и придумать. Он перестал доставать беспокойного слушателя своими песнями и просто молча, выдохнув и понимая, что ругаться на пищащий комочек в пелёнках, тратя свои нервы - бесполезно, взял поудобней родное дитя, нежно и так по-своему, по-отцовски прижал его к себе ближе.
Но вампирёшныш - есть вампирёныш. Жадно ища материнскую грудь с молоком, которой у Шестакова по определению не было, да он и сам был не прочь, побывать на месте этого младенца, правда по иному поводу, мелкий кусачий «высший» уткнулся ему в плечо, и не долго думая, а вернее вообще не думая, и чисто на инстинктах, раскрыв широко свой ротик, обнажив два довольно-таки острых клыка, впился своему папашке в руку и замолчал, жадно высасывая кровь. Две пухлые щеки шустро заработали, как насосная станция.
Лёшка сморщился от боли, зажмурился и крепко стиснул зубы..