Воспоминания военного министра - стр. 29

Взятие же его я просил разрешения генерала Чернозубова исполнить так: с небольшим разъездом из трех-четырех всадников возможно быстрее пробраться в город и потребовать сдачи его во избежание якобы артиллерийского обстрела и неизбежного разрушения домов.

Не особенно охотно, но согласие на это последовало, и с трубачом и тремя казаками я довольно быстро прошел три или четыре версты от гор до города.

Большой торговый город, населенный преимущественно греками, не мог ожидать таких невиданных гостей. На улицах было большое движение, приходилось останавливаться.

Продвигались мы все медленнее и медленнее, на балконы выходили женщины, дети, за нами собиралась толпа, и мы наконец добрались до ворот в решетке, отделявшей от улицы конак8 в глубине небольшой площади. Там же были часовые, а также около десятка оседланных лошадей.

Часовой у ворот не только не задержал нас, но отдал нам честь. Я думаю, что он ошалел и ничего не понял.

Я направился к подъезду дома, а за казаками хлынула с улицы толпа любопытных.

Отдав лошадь казаку, я вместе с трубачом взошел по ступенькам в подъезд, в котором широкая лестница вела на второй этаж.

Здесь мы не встретили ни одной живой души, поэтому я открыл большую массивную дверь и был поражен неожиданным зрелищем: на сплошном диване вдоль стен залы сидели турки именно по-турецки, то есть не опуская ног на пол. Посредине сидел красивый турок с окладистой черной как смоль бородой и в красной феске.

Если я был поражен неожиданностью очутиться среди городского собрания представителей враждебной страны, то и этих последних не мог не поразить русский офицер, вошедший к ним неожиданно.

Эта «живая картина» прервалась моим заявлением через переводчика, что я прибыл от начальника больших русских сил, головная колонна которых, пройдя горы, остановлена, чтобы избежать тяжелых последствий для города, если бы его пришлось брать силою.

Что мы сильнее и настроены мирно, доказывает мое появление среди них. При добровольной сдаче город будет занят только кавалерийским отрядом. За порядком мы сами будем строго наблюдать, а за фураж и продовольствие заплатим золотом.

Моя спокойная речь, а в особенности последнее заявление подействовали успокоительно. Начались благоприятные для меня разговоры, но в это время вошел командир турецкого батальона, окинул меня сердитым взглядом и обрушился на каймакама9 за то, что меня не арестовали и ведут какие-то переговоры. В своей резкости и несдержанности он, очевидно, пересолил, и это, в свою очередь, возмутило некоторых энергичных отцов города, которые начали возражать. Поднялся порядочный гвалт, и я попросил выслушать меня, чтобы не затягивать дела.