Воспоминания труднобеременной: первенец - стр. 5
В следующий раз меня прожала в уборную соседка на девятом месяце беременности. Странное было зрелище.
Головокружение и дикая головная боль, усиливающиеся в вертикальном положении, стали моими спутниками. Зато у меня не было менингита.
А вот тошнота, которая перешла все границы разумного и неразумного, заставляла меня откусывать еду по одному кусочку или грызть по вечерам корки черного хлеба. Благо последнего в отделении было завались в любое время суток. Куски были сложены в кастрюлю, стоявшую на столе рядом с пищеблоком. До сих пор обожаю эти корки!
– Ты теперь ешь только для поддержания жизни? – спросила меня позитивная соседка Таня. Милейшая девушка, она приносила мне чай и вареное мясо или рыбку во время двухчасовых капельниц.
– Вроде того, – я прожевывала молекулы пищи, радуясь, что тут дают такую прелесть на второй завтрак.
Врачи велели мне лежать и не рыпаться. Пить два литра воды в день и еще чай, чтоб голова проходила. Никогда бы не смогла в себя все это вместить.
Мной владели разные степени отчаяния и отупения, казалось, что головная боль не отпустит меня никогда.
Медсестра, которую все считали обалденно хорошей, лично мне никогда не попадала в вену с первого раза, приговаривая, что они у меня тонкие и воспаленные. Впрочем, это было не так страшно по сравнению с той тирадой, которой она разразилась в выходной день перед моими соседками, стоя спиной к моей кровати.
Из нее я узнала, что туповатые врачи лечат странных девушек лошадиными препаратами в первом триместре, что ей этого кошмара не понять и что своей дочери она запретит принимать что-либо вообще в первые двенадцать недель беременности. Мне, получавшей по четыре пенициллина в день, капельницы и уколы, чтобы не выворачивало желудок нон-стоп, было до того «приятно», что я придумывала 100 способов донести до медсестры предположение о наличии для нее вакансии в империи фюрера Адольфа. Но не срослось: медсестра так и не узнала мою позицию.
Мое пребывание в инфекционке принесло еще несколько перлов и разноперых сценок.
Во-первых, после перевода в новую палату меня приветствовали словами:
– Ты чего такая измученная? Родила, что ли, только что? Болеешь?.. Мы вообще-то тут уже выздоравливаем.
Затем говорившая это высморкала тонну соплей.
Я очень сильно оправдывалась: я тоже выздоравливаю, но головная боль и т.п. А перед выпиской другая соседка по палате отвесила весомый и решительный комментарий, который я запомнила для всех дальнейших госпитализаций:
– Чего приставали-то к тебе? Не гостиница тут, а больница. Потерпят – не развалятся.