Воспоминания о XX веке. Книга первая. Давно прошедшее. Plus-que-parfait - стр. 57
Приглашенная девочка Катя была в нашей труппе единственной. Ей пришлось играть не только принцессу Аврору, но и всех фей. Платье у нее было одно – белое. У фей на платье были крылышки. А чтобы феи были разными, при каждом выходе все той же барышни на нее направлялся с помощью волшебного фонаря то фиолетовый, то голубой, то зеленый свет… Ну а на принцессе была, естественно, корона. Мы с Катей в финале танцевали три па из кадрили-лансье. Танец, правда, был из XIX века, но церемонный, немножко сказочный и казался старинным. До сих пор помню эту мелодию, которую мама играла на гребенке, – других музыкальных инструментов в доме не было.
Постановка «Руслана и Людмилы» оказалась слишком масштабной, нужно было готовить много бутафории, сложные декорации. Трагически складывалась моя актерская судьба – на Руслана я явно не тянул, его должен был играть мой старший двоюродный брат. Зато мне достались две роли – волшебника Финна и исполнителя лезгинки на балу у Черномора, так что воплощались мои хореографические мечтания. Тем более что еще до «принцевского» костюма мама сшила мне «кавказский»: белую черкеску с газырями, коричневый бешмет (наряд, тоже, к несчастью, отличавшийся скорее хорошим вкусом, чем любезным мне пиршеством красок, – я не мог забыть расписную фигуру горца из керосиновой лавки). А разрезальный нож, служивший мне тогда кинжалом, по сию пору на моем письменном столе. Это был тот самый нож, который послужил орудием самоубийства осиротевшей девы в восточной трагедии, о представлении которой я уже рассказывал.
«Репетиционный период» сильно затянулся, а потом наступило лето 1941 года. Спектакль не состоялся.
Надолго любимым моим чтением стали сводные программки театров, чудесные узкие книжечки, где были изложены «краткие содержания» балетов и опер. Я знал сюжеты «Трубадура», «Травиаты», «Фауста», «Бахчисарайского фонтана» и т. д., ничего толком не понимая и упиваясь клише «кратких содержаний» наподобие: «бал в королевском дворце» или «граф в отчаянии кончает с собой». Именно с помощью этих программок состоялось первое знакомство с еще не читанной мною классикой.
Не помню первый поход в кино, да и фильм. Он, конечно, уже не был немым. Мои родители и их знакомые ходили на премьерные показы в Дом кино, который помещался тогда на Невском, во дворе, в бывшем «синематографе» «Кристалл-Палас». Здесь еще в 1929 году впервые показали звуковой фильм, а в шестидесятые годы открыли кинотеатр «Знание». После войны Дом кино расположился на Караванной улице (тогда Толмачева), 12, а кинотеатр на Невском вновь получил свое дореволюционное имя – «Кристалл-Палас».