Воспоминания и мысли - стр. 9

Как теперь помню наши прогулки с отцом, продолжавшиеся иногда от десяти часов утра до самого вечера. Мы посещали фермы и целыми часами наблюдали, бывало, за дренажными работами на каком-нибудь малоплодородном участке, который через год преображался уже в обработанное засеянное свеклой поле; еще через год там сеяли овес.

Иногда мы смотрели, как снимали кору с только что срубленных деревьев; мне кажется, что я еще чувствую аромат веток дикой сосны, благоухающих на свежем воздухе.

Случалось нам проезжать через дворы, наполненные стогами сена, и мимо загонов, где стоит скот. Животные вытягивали свои шеи, чтобы схватить куски репы, приготовленной для них. У меня сохранилось самое приятное воспоминание о том, как сопровождали нас иногда фермеры во время наших объездов. Чувствовалось, что у них полное доверие к советам отца. Они хорошо знали его честность, справедливость и желание быть полезным. Если они не соглашались с его мнением или же он не одобрял их доводов, они никогда не сердились, они понимали, что он вовсе не стремился настоять на своем, а только хотел работать вместе с ними для достижения наилучших результатов. Было так много внимания и доброжелательности в его манере объяснять им, как нужно поступать, что делать, при этом он всегда считался с их затруднениями – в конце концов они уступали его стойкости и прямоте. Его нравственные достоинства, его полнейшее бескорыстие, отсутствие авторитетности, полнейшее отсутствие угрюмости или дурного расположения духа при исполнении своих обязанностей – всё это должно было действовать благотворно на простых необразованных людей, давая им более высокое понятие о том, что честно, благородно и справедливо. Отец мой был праведник в том смысле, в каком говорит текст Св. Писания, то есть у него было нечто более высокое, чем обыкновенная честность.

Помню наше возвращение домой после окончания дневной задачи. Это были веселые, безумные скачки по полям, заросшим высокой травой, возле Гекзаммейра или по равнине Эйдона. Мы наклоняли головы, чтобы град или дождь не попадал нам в лицо, а лошади, подгоняемые непогодой, мчались еще быстрей. Случалось промокнуть до костей: промокшие амазонки становились тяжелыми, замерзшие вуали делались твердыми и, обрисовывая черты лица, походили на маски, под которыми скрывались свежие, розовые щеки. Летними, теплыми вечерами, проезжая по роскошным зеленым долинам, мы умеряли бег наших коней и не спешили возвращаться домой. Пели скворцы. Порой в их пении слышались грустные ноты, находившие отзвук в сердце, точно пророчество страданий звучало иногда это дивное пение, страданий, которые готовит нам жизнь даже тогда, когда молодость и живое воображение заставляет видеть всё в привлекательном виде и освещенным ярким светом.