Воспоминания и мысли - стр. 6
Этот трагический случай сильно подействовал на Гарриет, и она еще долгое время после того плакала по ночам. Уверенность в том, что осуждение было несправедливо, еще более усиливало ее горе.
Часто незначительные случаи остаются у нас в памяти, между тем как что-нибудь более важное забывается. Помню одну сценку, которая произошла вскоре после вышеописанного случая. Мы были в классной и занимались под строгим надзором нашей учительницы. Вдруг среди царившей тишины раздается голос моей сестры: «Мадемуазель, была ли у Пинчера душа?» – спросила сестра, и в голосе ее ясно звучала трагическая нотка. – «Молчите и не задавайте глупых вопросов, лучше работайте!» – вот ответ учительницы. Не раз уже задавали мы себе этот вопрос, присутствуя при смерти наших друзей из мира животных и читая их немой, жалобный призыв, обращенный к тем, которые их любили любовью, казавшейся, быть может, несообразной с их ограниченным мышлением. Решение вопроса – была ли у Пинчера душа – имело большое значение в глазах девочки, но, как очень часто бывает, то, что тревожило ее, волновало и настоятельно требовало ответа, осталось непонятным.
Интерес сестры к животным не ограничивался только благородными представителями животного царства, у нее были также экземпляры самых низших видов нашей фауны, например, саламандры, лягушки и другие. Сестра говорила, что все они достойны любви.
Наши кроватки стояли рядом, а над ними находилась этажерка, на которой были расставлены банки с этими живыми сокровищами. Как-то ночью этажерка сорвалась, и банки со всем, что было в них, попадали на наши кровати. Произошедший случай несколько охладил мой пыл к изучению этой отрасли естественных наук. На мою же сестру это ничуть не повлияло. Еще теперь вижу, как она с нежностью стала собирать своих лягушек и саламандр; она наполнила банки свежей водой и положила туда своих любимцев, говоря: «Надеюсь, что падение не повредило им». У нас были друзья также между дикими кошками и совами; в числе сов были великолепные экземпляры: серьезные, молчаливые, с большими круглыми глазами и выражением глубокой мудрости, птицы эти совершенно походили на классического товарища Минервы. У нас были пони. На одном из них, прелестном, белом, как снег, называвшемся Апль-Грей, все мы учились верховой езде. Было время, когда идеалом моей сестры была карьера наездницы цирка. Чтобы подготовиться к этой благородной, по ее мнению, деятельности, она проделывала множество упражнений. Сняв, бывало, башмаки, стоя на спине Апль-Грэя, она пускала его в галоп по полям и лугам, управляя только уздечкой. Благодаря настойчивости, после многих падений сестра моя достигла большого искусства в этих упражнениях. Но вот мысли ее приняли вдруг сразу другое направление, и призвание наездницы было забыто.