Воспоминания - стр. 27
Вернувшись, я рассказал об увиденном матери. Она смутилась и поспешила перевести разговор на другую тему.
В ту ночь я не мог заснуть. Меня преследовало воспоминание об этой сцене. На следующий день, в тот же час, я вновь пришел к павильону, но он был пуст. Я собирался возвращаться, но заметил в аллее того самого смуглого молодого человека, который шел ко мне. Я приблизился к нему и спросил, сразу, в лоб, идет ли он сегодня на свидание со своей девушкой. Сначала он удивленно посмотрел на меня, потом расхохотался и пожелал узнать причину моего вопроса. Когда я открыл, что стал свидетелем вчерашней сцены, он сказал, что сегодня вечером ждет девушку в своей гостинице, и предложил мне присоединиться к ним. Предоставляю вам вообразить, в какое смущение ввергло меня его предложение.
Все сложилось так, чтобы облегчить мне задачу. Мать устала и легла спать рано, а отец сел играть с друзьями в карты. Гостиница, указанная мне молодым человеком, находилась недалеко от нашей. Он ждал меня, сидя на ступеньках, похвалил за пунктуальность и провел в свой номер. Только успел мне поведать, что он аргентинец, как пришла его подружка.
Не могу сказать, сколько времени я провел с ними. Вернувшись к себе, я, не раздеваясь, упал на кровать и крепко заснул. Этот роковой вечер грубо открыл мне все то, что до тех пор казалось таинственным. В несколько часов наивный и прежде невинный мальчик приобщился к тайнам плоти.
Что же касается аргентинца, которому я обязан этим приобщением, он исчез на следующий день, и больше я никогда его не видел.
Моим первым побуждением было пойти и во всем признаться матери, но меня удержали стыд и предчувствие. Отношения между людьми показались мне такими удивительными, что я сначала решил, будто они устанавливаются без различия пола. После откровений аргентинца я представлял себе знакомых мужчин и женщин в самых нелепых позах. Неужели все они ведут себя так странно? Растерявшийся от тысячи причудливых образов, плясавших в моем детском мозгу, я почувствовал головокружение. Когда через некоторое время я заговорил об этом с братом, меня удивило его равнодушие к занимавшим меня вопросам. Я замкнулся в себе и больше ни с кем не затрагивал эту тему.
В 1900 году я поехал с родителями в Париж на Всемирную выставку. Я сохранил о ней весьма расплывчатые воспоминания: меня таскали туда утром и вечером, по палящей жаре, осматривать павильоны, не представлявшие для меня никакого интереса. Я возвращался измученный и, случалось, ненавидел выставку. В один из дней, когда был особенно раздражен, я вдруг заметил пожарный шланг. Тотчас схватил его и направил на толпу, обильно поливая всех, кто пытался ко мне приблизиться. Поднялся крик, толчея, общая паника. Прибежали ажаны. Шланг у меня отобрали и отвели вместе со всей семьей в комиссариат полиции. После длительных переговоров пришли к выводу, что жара затуманила мой мозг, и нас выпустили, взяв крупный штраф. В наказание родители перестали возить меня на выставку, даже не догадываясь, что исполняют этим мое самое заветное желание. С этого момента я совершенно свободно разгуливал по Парижу; заходил в бары и завязывал знакомства с кем попало. Но в тот день, когда я привел в отель нескольких моих новых приятелей, мои родители, придя в ужас, запретили мне впредь гулять одному.