Воспоминания бывшего солдата - стр. 3
На объявление двух нарядов вне очереди, я должен был ответить: «Если два наряда», но отвечал, «служу Советскому Союзу». Венгер взвивался. Он вызнал, что мой день рождения 8 марта; «А!! восьмого марта будешь чистить полковой сортир», и я чистил. Полковой сортир – песня. Он был на улице. В казарме было тепло, и была канализация. Полковой – выгребной и двухэтажный. Очко сверху, а экскременты падали вниз, в бетонную комнату. Пирамиды дерьма подымались высоко, до самых очков. Все это предстояло выскрести, цепляя сапогами отходы. Ведь внизу оно подтаивало. Неделю от меня воняло.
Из-за недосыпов, я спал стоя. Спал на ходу. Ухитрился заснуть на марше в лесу. Однажды зимой нас с учений забрал грузовик, крытый брезентом. Мне нашлось местечко на маленьком сейфе офицерскими пистолетами. Ноги я положил на гранатомёты, спиной уперся на брезент. И впервые выспался за столь долгое время. Ехали долго, и я проснулся бодрым, как будто спал в мягкой постели. Из-за недосыпов я превратился в сомнамбулу. И только вопрос, зачем я здесь, что я здесь делаю, торчал в мозгу. А душу переполняла ненависть не только к Венгеру, не и к любому «старику», но и ко всем серой, тупой казенщине, в которой я оказался. Вечером подошел Венгер со своим: «Ну что салага, я тебе, б…ть, головой поставлю (это одно из небольшого набора казарменных выражений)». Вроде еще одного, вместо нормального «что», положено было говорить: «Каво?!» После отбоя я стоял дневальным. Проходящий «старик» от души ткнул кулаком мне в грудь. И тут во мне что-то перемкнуло, я схватил штык-нож и себя не помня, бросился на него. Находящиеся по близости похватали табуретки, и пошли на меня. «Что б…я, салага, «оборзел?». Я крикнул: «Суки, один из вас точно на дембель не уйдет». Кто-то из этих козлов остановил их: «Не трогайте его, сам сдохнет». Полночи я был настороже, ждал нападения, но рассосалось. Меня сменили, и я пошел спать.
Были показательные стрельбы. Наехало начальство. Лучшему командиру расчета за отличные попадания в фанерные танки дали бы отпуск. И Вернер с полным основанием надеялся его получить, тем более, что я был отличным наводчиком. Теперь все зависит от меня. И я не подкачал. Все три выстрела просвистели мимо цели. С этих стрельб мы стали врагами не на жизнь, а на смерть. Мое будущее окрасилось в непредсказуемые темные тона. Но тут жизнь мне посулила освобождение от Венгера. У одного из нашего расчета умерла мать, и осталось три малолетние сестры. Его демобилизовали, наш расчет распался. Командир батареи
меня назначил радистом и по совместительству писарем. От Венгера, мне, тем не менее, осталось память на все оставшийся годы. В декабре на плацу занимались строевой подготовкой. В шапках шинелях и варежках. Однако поступил приказ: «Художнику Самойлову варежки снять». С тех пор руки мерзнут в любую прохладную погоду, а теплая чашка или тарелка обжигают пальцы. Так вот возвращаюсь к новой работе. Я получил целую комнату в свое распоряжение. На дверях висела табличка «Канцелярия». Венгер повысили в звании, теперь он стал старшиной и имел свою отдельную каптерку. Как этот тщедушный парень, неспособный подтянутся на турнике, взять полосу препятствий, получил власть над солдатами? Он ни с кем не курил, не выпивал, стало быть, ни с кем не общался. Ответ нашелся случайно. В канцелярию зашел Стрюков (солдаты, любя, называли его Стрючком).