Воспоминания ангела-хранителя - стр. 45
Мама сама открыла ему дверь.
– Берт! А я-то думаю, почему это тебя не видно в антракте? Где ты был? Заходи. Ты без Сиси?
– Она неважно себя чувствует.
Он стоял в просторном мраморном холле и помимо служанки-немки, подошедшей, чтобы принять его плащ, видел еще двоих гостей.
По звукам, долетавшим через открытую дверь гостиной, было ясно, где находятся другие гости.
– Берт! Мы пришли в надежде с тобой поговорить. Хорошо, что ты подоспел. Ну, как дела? Здравствуй, дорогой Берт!
Оба были в вечерних нарядах, Эрик во фраке.
Мими Лосекат поцеловала Альберехта в щеку. Эрик крепко пожал ему руку. Он был директором большого издательства, где бурные приветствия входили в обязанности.
– Как поживает Сиси? – спросила мама.
– Она неважно себя чувствует, и я…
– Пошли, малыш, пошли в гостиную.
– Мама, можно поговорить с тобой наедине?
– Это же не очень срочно?
– Мне тоже нужно поговорить с тобой наедине, Берт, – сказал Эрик Лосекат.
– Со всех сторон секреты! – воскликнула Мими.
Альберехт последовал за ними в гостиную.
– Мама имела невероятный успех, – сказала Мими. – Ты как раз вовремя. Мы сами только что приехали после концерта.
– Просто потрясающе – сказал Эрик. – Ее четыре раза вызывали на бис. Ты согласен, что она превзошла саму себя?
– Я не попал на концерт, – глухо ответил Альберехт. – Ты же видишь, как я одет.
– Был занят?
– И это тоже.
– До чего же ты бледный!
– Скажи, а дело журналиста, оскорбившего Гитлера, уже рассматривалось?
– Да, сегодня.
– И какого же наказания ты для него в итоге потребовал?
– Освобождения от судебного преследования.
– То есть оправдания?
– Это не совсем одно и то же…
Отвечая на вопросы Эрика, Альберехт понемножку отодвигался от него, как бы уходя от разговора, и в конце концов сбежал в гостиную. Можно ли назвать это бегством? Это был не более чем жест, который никак не мог помешать продолжению разговора о журналисте, оскорбившем Гитлера. Потому что в гостиной стоял его брат Ренсе, политически ангажированный художник. Альберехт пожал ему руку.
Эта рука была спасательным кругом, который, впрочем, не мог ничего спасти. Сам Ренсе, тоже во фраке, стоял, облокотившись о черный рояль.
– Привет, Берт. У тебя, надеюсь, особых неприятностей нет?
Альберехту с огромным трудом удалось выдавить из себя несколько слов:
– Привет, Ренсе, как жизнь?
– Удовольствие ниже среднего, но пока бегаем, – ответил Ренсе.
Он был на два года младше Альберехта и зарабатывал на хлеб уроками рисования. Если другие люди, отпуская шутку, смеются во весь рот или делают вид, что смеются, то Ренсе лишь криво улыбался, не разжимая губ.