Воспитание чувств - стр. 42
– Это что же, милостивый государь, ваше мнение? Как же вы согласуете принцип статьи тысяча триста пятьдесят первой Гражданского кодекса с таким необыкновенным способом предъявлять иск?
У Фредерика очень болела голова: ведь он всю ночь не спал. Солнечный луч, проникая в щель жалюзи, ударял ему прямо в лицо. Стоя за стулом, он переминался с ноги на ногу и теребил усы.
– Я жду вашего ответа! – сказал человек в берете с золотым галуном. Жест Фредерика его, видимо, раздражал, и он добавил: – В усах вы его не отыщете!
Этот сарказм вызвал смех слушателей; польщенный профессор смягчился. Он задал ему еще два вопроса – о вызове в суд и об ускоренном судопроизводстве, – затем опустил голову в знак одобрения. Публичный экзамен был окончен. Фредерик вернулся в вестибюль.
Пока сторож снимал с него мантию, чтобы тотчас же надеть ее на другого, приятели окружили Фредерика и привели его в полное замешательство своими противоречивыми мнениями о результате экзамена. Этот результат вскоре был объявлен у входа в залу чьим-то звучным голосом:
– Номеру третьему… дана отсрочка!
– Срезался! – сказал Юсоне. – Идемте!
В швейцарской им повстречался Мартинон, красный, взволнованный, со смеющимися глазами и с ореолом победы вокруг чела. Он только что благополучно сдал последний экзамен. Оставалась только диссертация. Через две недели он будет лиценциатом. Семья его знакома с министром, перед ним открывается «блестящая карьера».
– Этот все-таки тебя перегнал, – сказал Делорье.
Нет большего унижения, чем видеть глупца, преуспевающего там, где ты терпишь неудачу. Рассерженный Фредерик ответил, что ему наплевать, у него более высокие стремления. А когда Юсоне собрался уходить, Фредерик отвел его в сторону и сказал:
– У них, разумеется, об этом ни слова!
Сохранить секрет было легко: на следующий день Арну уезжал в путешествие по Германии.
Вернувшись вечером домой, клерк нашел в своем друге странную перемену: Фредерик делал пируэты, насвистывал; а когда Делорье выразил удивление, он объявил, что не поедет к матери: на каникулах он будет заниматься.
Он обрадовался, когда узнал, что Арну уезжает. Теперь он может являться туда, когда захочет, не опасаясь никаких помех. Уверенность в полной безопасности придаст ему отваги. Наконец-то он не будет вдали от нее, не будет разлучен с нею! К Парижу его приковывало нечто более крепкое, чем железная цепь, внутренний голос повелевал ему остаться.
Возникли, однако, препятствия. Он преодолел их, написав матери; прежде всего он признался в своей неудаче, вызванной изменениями в программе, – случайность, несправедливость; впрочем, все выдающиеся адвокаты (он приводил имена) проваливались на экзаменах. Но он рассчитывает снова держать их в ноябре. А так как времени терять нельзя, он в нынешнем году не поедет домой и просит, помимо денег на содержание, прислать ему еще двести пятьдесят франков – на занятия с репетитором, которые принесут ему большую пользу; все это было разукрашено сожалениями, утешениями, нежностями и уверениями в сыновней любви.