Восьмой флакон - стр. 6

Как пелось в советской песне: «всегда и всюду узнаю я выправку солдатскую». Безошибочно определял нашего брата не только криминал, но и обычный обыватель. Профессия слой за слоем накладывала отпечатки. Мы как-то в очень одном стиле одевались, стриглись…Походка, речь, ухватки, (пардон – манеры)…

Сложно оперу оставаться незамеченным, тем более в «родном» районе…

Необходим недюжинный талант и искусство перевоплощения. Как говорил Станиславский «гримировать нужно не лицо, а душу», и «идти от себя» и как можно дальше…

Поскольку за качества грима души и тела поручиться было сложно, мы, не привлекая внимания профессиональным видом, сидели в закрытой машине аварийной службы и ждали появления Гриба.

Сегодня, по полученной информации и нашим большим надеждам, был просто обязан «проявить» себя и быть задержан с поличным Максим Яковлевич Грибович.

Вот о каком великом актере-мыслителе должны были мечтать и грезить столичные театры и мировой кинематограф. Многоликий и неуловимый Грибович.

На этот раз Гриб должен был явить себя трепещущей публике, то есть представителям южной диаспоры, в образе специалиста по землеотводу (под автозаправку на трассе, не меньше) и негласной правой руки очень вышестоящих и просто уходящих в небесные сферы, недоступных для простых смертных вершителей судеб лакомых земельных участков.

Перед решающей встречей Гриб ломался и морщился, не хотел отвлекаться на ерунду, вроде бы соглашался, потом отказывался, был в сомнениях, иногда даже метал молнии.

Посредникам (они же подельники Гриба) приходилось долго его уговаривать, гарантировать, поручаться… Не бесплатно, конечно, для жаждущих «решить вопрос».

Как говорят цирковые, Гриб «продавал номер». А в этом тонком деле, опять же по Станиславскому «лучше недоиграть, чем переиграть».

Гриб прекрасно знал, на какой цифре нужно сломаться и «рискнуть карьерой, репутацией и креслом».

Решающая сцена должна была разыграться в сквере элитного микрорайона.

Сам по себе долго стоящий на одном месте КУНГ аварийной службы внимания привлечь не мог. Борьба с авариями процесс, как известно, неспешный…

Периодически по одному или вдвоем мы выходили наружу, (в маскарадных костюмах, конечно), бросали или забирали кабель, долго и задумчиво смотрели в открытый люк, обсуждали, решали, не приходили к единому мнению, звонили начальству, шли за третьим. Пока наша работа у люка «кипела», водитель очень убедительно притворялся спящим. Роль у него была самая выигрышная, как у треугольника или литавров в симфоническом оркестре.

Остальные «слушали» эфир и ждали условную фразу посредника, сдавшего Гриба, в обмен на свою непричастность и нашу вечную дружбу.