Воскрешение Лазаря - стр. 9
– Длинная. Должно быть, от винтовки, – рассуждал отец. – Специалистам бы показать. В твоей косметической фирме случайно нет знатоков огнестрельного оружия?
Вопрос был задан без всякой иронии, но Геннадия покоробил. В памяти мелькнули насмешливые глаза деда Акима, пенявшего ему насчет «немужчинской» работы. Захотелось закончить весь этот разговор.
– Ладно, черт с ними, с пулями. Хотя удивительно, что ты так мало знаешь о собственном отце, – вымолвил Геннадий раздраженно.
Павел Акимович сощурил на сына глаза.
– Ну а ты, Гена, если коснется, много сможешь Ваське про меня рассказать? И жизнь деда тебя раньше не больно интересовала. Если б не нашел это письмо, разве стал бы про него так расспрашивать? Ты когда в последний раз в Луге был? У живого деда, а не у мертвого?
Отец был прав. Геннадий давно уже жил своей, отстраненной жизнью, и был, в сущности, плохим сыном и уж тем более внуком. Он лишь изредка перезванивался с отцом или с матерью. Даже Новый год Кауровы встречали порознь в своих квартирах. Только в последнее время стали видеться чаще, благодаря рождению Васьки. Мать Геннадия нигде не работала, и они с Полиной иногда сбагривали ей малыша.
Кауров-младший не выносил семейных разборок. Он слушал отцовскую отповедь с виноватым видом, низко склонив голову над столом – в таком положении она меньше кружилась.
– Вот ты скажи, почему деду своего Василия ни разу не привез показать? – все выговаривал Павел Акимович. – Думаешь, ему не интересно было с правнуком повидаться? Когда ты родился у меня, он, знаешь, как радовался? Я его таким счастливым никогда не видел. Он даже напился в тот вечер, хотя почти непьющий был человек. Все повторял: «Кровь наша не застынет, род не прервется». Просил, между прочим, Яковом тебя назвать. Так что, как видишь, кое-что я все-таки помню.
– Почему ты не согласился на Якова? – Геннадий поднял на отца примирительный, замученный взгляд. Он был уже в полуобморочном состоянии. Ему хотелось поскорее уйти домой.
– С какой стати? – удивился Павел Акимович. – Это же еврейское имя. Мы что, евреи? Я и отцу тогда то же самое сказал. И он ничего мне не стал возражать.
– Лазарь – тоже еврейское имя. Может, дед все-таки евреем был? Он ведь вон какой… черный!
– Каким еще евреем? Он и не любил их. Наставлял меня: «Хочешь ударить еврея, бей ему по кошельку!». Нет, похоже, не разгадать нам эту загадку.
Последней фразой Павел Акимович подвел под разговором черту.
– Давай лучше чаю попьем, – сердито сказал он. И потянулся к вазочке на столе. Достал оттуда конфетку. Геннадий с ужасом наблюдал, как отец засовывает ее себе в рот – жуткий сон окончательно перемешался с реальностью. И тогда он впервые в жизни – наяву, а не во сне, – упал в обморок.