Воскрешение Лазаря - стр. 49
– Нам, казакам, нужно друг за дружку держаться, – понизив голос, подводил всегда Петр Курбатов итог своим историческим откровениям. – Здесь, на зоне, на воле – везде. Если казак добился в жизни успеха, он должен тут же поделиться этим успехом с другими казаками, тащить их за собой, обрастать ими. Если казак оказался в беде, другие должны немедленно прийти ему на помощь, не особо интересуясь, прав потерпевший или виноват. Сегодня поможешь ты, завтра помогут тебе. И от этого все казачество будет только сильнее.
Ну а поскольку государственные законы в такой схеме вторичны, то главную роль в казачьем возрождении Курбатов отводил криминалу – казачьей мафии, которую еще предстояло создать по примеру мафии итальянской. Эту идею учитель истории буквально вдалбливал в головы своих слушателей. И Рогачев с каждой курбатовской лекцией все больше ею проникался.
Ростовский этап прибыл через месяц. Вместе с ним на зоне появился вор в законе Жора Ереванский, прихваченный ментами на наркоте и осужденный на два года. Серега и не подозревал тогда, что этот крупный лысый пожилой еврей сыграет в его жизни ключевую роль.
Вокруг Жоры сразу началось лихорадочное брожение. Его то и дело водили на беседы к начальнику колонии. Содержание этих разговоров было никому неизвестно. Ереванского определили в четвертый отряд. Едва он там появился, сразу был окружен заботой местных блатных. Жору торжественно проводили в угол на самую почетную койку. Утром, протерев глаза ото сна, вор в законе увидел возле кровати новые до блеска начищенные сапоги, а на тубаре – белую футболку и черный милюстиновый костюм. И уже накрыт был стол, где ждала Жору фарфоровая посуда, а в ней – югославская ветчина с горчицей, финский сыр «Виола», кофе со сгущенным молоком, мягкий белый хлеб…
Но Жора не стал надевать дареные сапоги и костюм, не стал садиться к столу. Он напялил свою пыльную этапную робу и устроил местным гостеприимным жуликам что-то вроде экзамена. Начал расспрашивать о порядках, царящих на зоне, и выяснять, насколько правильной жизнью они живут. Их рассказ не показался ему убедительным. Ереванский обозвал принимающую сторону автоматными рожами, холуями ментов и попросил сдриснуть подальше с его честных глаз.
На следующий день Жору посадили в ШИЗО. В ответ часть ростовчан тут же объявила голодовку. На усмирение пришлой братвы бросили «олимпийскую команду». Качки-старшины по 10—15 человек ходили по отрядам и гасили самых активных смутьянов. В первый отряд «олимпийцы» ворвались внезапно. И уже через десять минут оттуда в сторону медсанчасти вынесли на носилках четырех человек. Во втором отряде нападения ждали, и поэтому там побоище длилось почти полчаса. Старшинам пришлось биться с организованной группой смутьянов, превосходившей их численно. Но они вновь одержали верх. Не только благодаря своему здоровью и бойцовским навыкам, но еще благодаря самодельным панцирям и шлемам, изготовленным на промзоне из кусков листового железа. Они надежно защищали от заточек и пик, которые пытались пускать в ход обороняющиеся.