Воскрешение Лазаря - стр. 26
Старик умолк.
– Деда, а ты нам тоже то место покажешь? – первым подал голос Миша.
– А как же, вот исполнится вам 20 годов, отведу туда.
– Долго ждать. Давай завтра пойдем, – заканючил Антон.
Старик цыкнул на него. Но внук не унимался.
– Деда, а все равно ты непонятное рассказал.
– Чего тебе непонятно?
– Ты сказал, если клад не доставать из земли, ничего плохого тогда с нами не будет.
– Ну.
– Почему же тогда твоего папу бандиты убили? Потому что он за кладом полез?
Старик заговорил медленно, подбирая слова.
– Не полез он никуда. Эх, кабы знать, от чего и в какой момент смерть за нами приходит, гораздо проще бы людям жилось… Время тогда было плохое, опасное… И потом, хоть погибли они – прадед ваш и брат его, почему ты думаешь, что не жили они хорошо? Еще как славно и счастливо жили. Такие дела тут после революции заворачивали. За советскую власть боролись, первые колхозы создавали, первую большую школу строили, чтобы ребятня учиться могла… Знаешь, сколько народу собралось к ним на похороны. В нашей станице все их любили…
– А тех бандитов поймали потом?
– Кого поймали, того на дереве вздернули. А остальные поразбежались в страхе и никогда уже больше не смели в наших краях появляться.
– Бандиты, наверное, очень злые были?
– Ну все, хватит разговоры разговаривать, басурмане. А то я сейчас стану злой…
Старик вышел из детской сильно уставшим. Путь его лежал на кухню. Там за столом сидел крепкий мужчина лет сорока и разгадывал кроссворд в журнале. В складках лба отпечатывалась напряженная работа мысли, пальцы были запущены в рыжую шевелюру, а в зубах торчал обгрызенный карандаш.
– Чего такой сумрачный, батя? – спросил он.
– Что-то не по себе сделалось, – произнес старик, – плесни-ка чего-нибудь крепкого в стакан.
Сын загремел посудой в шкафу и извлек бутыль, в которой плавали три красных перца.
– Во-во, давай ее, – одобрил старик, опускаясь к столу. – Пускай все внутри огнем обожжет, кровь по жилам разгонит.
– Про братьев, что ли, опять рассказывал? – с интересом осведомился сын.
– Про них… А как о деде твоем убиенном вспомнил, так виски и сдавило. Сколько лет прошло, а душа все болит.
– Еще бы. Это ж все на твоих глазах случилось.
– То-то и оно. Видно, до конца дней мне это зрелище не позабыть. Все простить себе не могу, что растерялся тогда. Вот он, маузер отцовский, передо мной на земле, вот он, Лазорька, к тому же раненный, напротив стоит. А я в себе силы шлепнуть его не нашел! – на глаза старика навернулись слезы.
– Ладно, батя, чего ты себя коришь. Сколько тебе лет-то было?
– Пять годов.