Восхождение богов - стр. 46
– Как?! И ариуса нет? – встрепенулась Кандира.
От волнения она вскочила, походя разбив чашку с остатками молока, и резво налетела на короля, заваливаясь вперед. Ник удерживал ее от падения, пока женщина обхватила руками его лицо, пальцами впиваясь в щеки и нижние веки, словно выискивая что-то в рубиновом отблеске черных глаз. А не найдя, отшатнулась, падая на пол.
Там, где она коснулась затянувшихся ран, пробудились болезненные импульсы, напоминая о жутких следах. Сейчас король даже порадовался, что от него прежнего так мало осталось. Будет проще затеряться в толпе. После ночи Трезубцев и костей, после горячего зимнего солнцестояния осталось так много искалеченных людей…
– Мы обречены. Теперь, когда в руках Ктуула столько власти над вами обоими, – безнадежно говорит Кандира, стискивая кулаки в бессильном гневе.
– Нет. Она не пляшет под его дудку, – правильно интерпретировал Ник возглас угасающей женщины. – Селеста оказалась умнее – она отказалась становиться его ученицей… – горечь в голосе иссякла.
– О, мой бедный, изуродованный мальчик, ты весь как открытая рана, – на карачках, поддерживаемая подоспевшим Никлосом, шепчет монахиня, смягчая взгляд. – Как можно представить себе существо, способное лишь словом изменить карту мышления человека? А ведь Ктуула не зря называют мастером иллюзий и сомнений. Он с легкостью сокрушает искушенные умы, взламывая их отмычкой вечности. Единственное, против чего у него нет оружия – простота.
Король не успел узнать, что хотела этим сказать Кандира. Его голос утонул, будто провалившись в бочку, и вместе с этим погас свет. Что-то толкнуло его назад, и монахиня выпала из его рук. Ник пытался говорить, но ни звука не доносилось из его рта, только возрастало сильнейшее давление на грудь, отчего ему казалось, что он вновь погружается в бездну. Раздался свист, а потом женский оборвавшийся вопль.
– Ваше Величество! – закричал Богарт, но и его голос будто втянулся в пузырь, исчезая с влажным хлопком, уступая место ватной тишине и быстрому биению сердца в ушах.
Король шарит по воздуху руками, ощущая движение совсем близко, но ничто не попадает в его руки, кроме клочьев непроглядной тьмы. Она как оскалившийся пес, чье спертое дыхание ожогами горячит кожу, заползает в его глаза, выедая и намек на свет.
– Я мог бы до мелкой крошки сдавить тебя пальцами за все проступки, – раздается тихий уязвленный голос.
Ник резко оборачивается на него, и головокружение настигает красными вспышками. Он бы упал, но сильные руки удержали на месте, а после вцепились в горло, сдавливая до хрипа гортань.